Аппетит - Филип Казан Страница 50

Я не мог не вообразить Барони, свернувшегося в его ладони, – маленький гомункулус ежевичного цвета.

– Три дня. Дай мне три дня, Нино.

– Мой господин, – сказал я, собирая всю отвагу, какая у меня осталась, – простите меня, но я не понимаю. Зачем вам вот так помогать мне?

– Разумный вопрос, – согласился мессер Лоренцо. Он взял свою книгу, рассеянно провел пальцем по тисненому позолоченному корешку. – Я думаю, ты очень, очень талантлив, Нино. И у тебя замечательный ум. Для такого человека, как ты, в моем городе уготованы великие почести. Откровенно говоря, Бартоло Барони принадлежит прошлому. Через пару месяцев он станет гонфалоньером, а потом уйдет на покой. У тебя впереди вся жизнь. Теперь, когда маэстро Зохан нас покинул, я вижу тебя главным поваром. Это очевидно. Парень, которого мы взяли сейчас, всего лишь справляется. Или, возможно, ты бы предпочел стать стольником? Но зачем растрачивать талант, служа другим? Я мог бы использовать тебя в Синьории. Подумай об этом. С Тессиной ди Нино ди Латини рядом ты сможешь стать кем угодно. Я узнаю в тебе собрата-поэта, Нино, а также ум, сходный с моим. Вот, это моя первая причина. Вторая, как я уже сказал тебе: Барони хотел бы освободиться от своего обязательства. А третья, самая очевидная: я не прочь немного сбить с Барони спесь. Так что ты и мне бы помог. Согласен?

– Согласен? Ко… конечно!

– Хорошо. Думаю, до нужного дня тебе стоит уехать из Флоренции. Я все подготовлю. Кроме того, у меня будет для тебя важное поручение. Есть письмо, которое нужно доставить на мою виллу в Кафаджоло. Если ты поедешь туда, переночуешь и вернешься прямо сюда, все как раз будет готово. После этого пир в твоих руках.

– Главный повар?

– Его предоставь мне. Предоставь мне все. Дворецкий приготовит тебе лошадь.

– Мне нужно домой, одеться в дорогу…

– Вздор! У тебя же есть обычная одежда? Меч? Что еще нужно? Я уверен, мы сможем найти тебе плащ. Теперь отправляйся, Нино. Или мне лучше сказать «Парис»? Иди, Парис. Не думай ни о чем, кроме своей Елены.

24

Кафаджоло расположен в дне пути к северу от Флоренции – летом приятно проехаться вверх через холмы, поля и рощи. Я с опаской пустился в дорогу на большом, хотя и удачно незлобивом коне, который будто понимал, как неопытен всадник на его спине. Никогда прежде я не уезжал так далеко от города. Для меня это был совершенно новый опыт: скакать в полном одиночестве по незнакомой местности. Но я ехал по поручению Лоренцо де Медичи. Если он доверился мне, я смогу это сделать.

Ближе к вечеру в отдалении показалась вилла, а кости и мышцы моей задницы чувствовали себя так, будто их излупцевали железным прутом. Несмотря на боль и сосредоточенность, которая требовалась для управления лошадью, я следовал завету мессера Лоренцо и не думал ни о чем, кроме Тессины. Фортуна, которая выпустила мне кишки всего пару дней назад, снова протянула руку и исцелила меня. Мне предстояло получить Тессину обратно. Но не как любовницу – как жену. Я вспомнил, как она сидела рядом с Барони на пиру, и все представилось совершенно ясно. Этот желчный старый паяц никаким образом не мог оказаться рядом с такой прекрасной девушкой. И он знал это все время. А Тессина: жена доверенного компаньона мессера Лоренцо. Она будет сидеть с нами за столом, с Фичино и Полициано и всеми остальными, и мы все будем говорить о Платоне. И о других вещах, конечно: о правительстве, о Синьории. Тессина рядом со мной – я мог в каком-то смысле украсть поцелуй на пиру. Но впереди еще будет целая жизнь, полная поцелуев. И как там сказал Лоренцо? «Я узнаю ум, сходный с моим». Это все естественный порядок вещей: достойный человек на взлете.

Я доставил письмо, съел далеко не блестящий ужин из холодного мяса – уж я-то приведу в порядок все кухни мессера Лоренцо, сказал я себе, – и уснул в постели слуги. Впрочем, я невероятно устал и едва заметил хоть что-то, кроме того, что вилла Кафаджоло огромна и величественна. А уезжая на следующее утро, я уже не трудился восхищаться ею, потому что, как друг мессера Лоренцо, скоро снова приеду сюда.

Как только моя задница онемела, я обнаружил, что могу сидеть в седле более-менее хорошо, и прибыл обратно к Порта Сан-Галло до заката. Я отправился прямиком в палаццо Медичи, где меня принял дворецкий. Этот почтенный господин, который обычно обходился со мной как с дрессированной обезьянкой, сообщил, что все готово. Мессер Лоренцо обедал в доме Франческо Сассетти, так что мне следовало удалиться в уже отведенные мне покои, съесть скромный ужин, который дворецкий заказал на кухнях, и, следуя строгому приказу мессера Лоренцо, рано лечь спать. Назавтра я должен был надеть приготовленные для меня одежды и встретиться с мессером Лоренцо во дворе.

Я ослушался в одном: не уснул. Я не мог. Моя комната была большой, намного более роскошно убранной, чем любая другая, в какой я до сих пор пробовал спать. Она выходила на Виа Ларга, и когда я понял, что сон невозможен, то подошел к окну, встал коленями на стул, локти поставил на подоконник и принялся смотреть вниз, на темную улицу, тускло освещенную другими окнами, и на дерущихся котов, гоняющих друг друга туда-сюда по мостовой. Потом вернулся в постель и попытался вообразить завтрашний день. Я должен приехать в палаццо Альбицци с мессером Лоренцо. И что потом? Пригласить Тессину на пир. А дядя Диаманте? Надо пригласить и его, наверное. Люди заметят. Поднимется некоторая шумиха. Но в целом план был таков.

Наверное, я все-таки заснул на час или два, потому что вдруг наступило утро. Я волновался так же, как перед большой игрой в кальчо. Был страх, конечно же, разумный страх, смягченный знанием, что я смогу справиться со всем, что должно произойти. Возбуждение и странный род спокойствия. Я собирался приехать в округ Черного Льва и потребовать то, что принадлежит мне. Тессина – о чудо! – ждет меня, хотя она еще этого не знает. Я ощущал легкое головокружение и небольшую дрожь в коленках. Притом оказалось, я спал так крепко, что не услышал, как на скамью у двери положили наряд для меня. Пока я восхищался им, явился лакей и сказал, что пришел меня одеть. Так он и сделал, облачив меня в штаны, состоявшие из красной и белой штанины, серебристо-белое шелковое фарсетто и потрясающий плащ из золотой парчи. Наряд довершала превосходная белая шляпа, украшенная золотыми перьями, – как сказал мне слуга, от фазана, который водится только в Китае. Я понял впервые в жизни, как должен выглядеть благородный человек каждый день, хотя маленький тихий голосок где-то в глубине головы шептал: «Ты похож на позолоченное бланманже…» Чувствуя, что несколько теряюсь, я пристегнул к поясу меч, потому что благородный господин обязан носить меч.

Внизу во дворе мессер Лоренцо ожидал меня верхом на лоснящейся гнедой лошади. Рядом с ним – еще четверо. К полному моему изумлению, все пятеро оказались облачены в доспехи. Не в те толстые, уродливые доспехи, которые возят на войну, а в легкие, рифленые, с чеканкой, гравировкой и рельефами – произведения искусства, созданные для процессий. Доспехи мессера Лоренцо были серебряные, обильно инкрустированные золотом или, возможно, наоборот. Под рифленый нагрудник он надел бархатный дублет цвета пламени. Набедренные пластины и поножи, выкованные в виде прыгающих дельфинов, были пристегнуты поверх такого же алого бархата. У шлема был затейливый гребень и забрало, сделанное как нос галеры. На плечах мессера Лоренцо лежал плащ из золотой парчи. У четырех компаньонов забрала были опущены, но его собственное – поднято, и он улыбнулся мне из-под носа галеры.