Частная жизнь русской женщины XVIII века - Наталья Пушкарева Страница 48

Сквозь призму повседневной жизни женщин, их житейского быта оказалось возможным разглядеть эволюцию мира чувств — самих женщин и общества в целом, его обогащение новыми переживаниями, усложнение за счет новых устремлений и освобождение от догм. Женские заботы и тревоги, которые лишь на первый взгляд кажутся «одинаковыми» во все времена и столетия, предстают окрашенными многообразными эмоциями. «Призма повседневности» позволила отойти от традиционного метода сбора разрозненных сведений о безликих участницах событий и перейти к исследованию частной жизни как к истории конкретных лиц, пусть даже вовсе не именитых и не исключительных. Одни жизненные истории, или, точнее, некоторые детали и эпизоды из них, характеризуют ведущую — для данной эпохи — тенденцию, стереотип. Другие отвергают этот стереотип, выглядят исключительными и позволяют размышлять о мотивах пренебрежения общепринятым, о психологических импульсах, которыми руководствовались женщины, вступая, например, во второй и последующий браки (в то время как они осуждались церковной этикой), решаясь на адюльтер или проявляя нехарактерную, нетипичную теплоту и нежность в отношениях с близкими, прежде всего с детьми (которые запрещались, например, Домостроем).

Выявление «переклички» традиционных и нестандартных поступков, как осознанных, так и бессознательных, позволяет представить механизм принятия решений, в частности — как определяли женщины допустимость (или недопустимость) того или иного нарушения традиции, как оно влияло на их частную жизнь и женские судьбы. Собранных данных оказалось достаточно, чтобы утверждать значимость семейной жизни для женщин всех социальных категорий. Православные постулаты оказали, конечно, исключительное влияние на отношение к семье и браку как моральной ценности, однако и в народной традиции согласная семейная жизнь была нравственным императивом. Исключительную роль играло в личных судьбах женщин материнство. Отношения матери с детьми традиционно характеризовались значительной теплотой и эмоциональной насыщенностью.

С течением времени определенная часть женщин стала лишь формально признавать свою «второстепенность» в семье, сочетающуюся с деятельным участием в функционировании домохозяйства. Это, однако, не мешало женам, сестрам, матерям по-прежнему видеть в мужьях, братьях, сыновьях близкие, родственные души, нуждающиеся в поддержке и участии.

Пристальное внимание к источникам — не только к тому, что в них написано, но и к тому, как, какими словами это выражено, — позволило понять, какое исключительное значение для общественного сознания имели перемены в отношении к женщине, вызванные существованием и все более частым появлением на общественной арене деятельных женских личностей. Дошедшая до нас переписка неопровержимо свидетельствует о том, что развитие умонастроений в направлении признания значимой роли женщины в обществе было необходимым шагом в процессе становления женского самосознания.

Изменения в повседневном, в том числе семейном, быте — начавшиеся «сверху», с привилегированных и образованных сословий, — постепенно проникали и в другие социальные слои. Новые формы общения и проведения досуга сломали в XVIII в. остатки затворнического уединения. Женщины в российских семьях получили постепенно «право голоса». Это заметно по мемуарам и письмам, по литературным произведениям. И все же этот голос оставался негромким, ненапористым, непритязательным, как и сам эмоциональный мир образованной русской женщины «осьмнадцатого» столетья. Формировавшийся как сфера скрытого и сокровенного, женский эмоциональный мир оставался и в начале XIX в. скованным условностями социальных ожиданий и религиозно-нравственных норм.