Беллинсгаузен - Евгений Федоровский Страница 48

Новой методой очищали и кубрики от спёртого воздуха. Для дезинфекции приготовлялась смесь из чёрной магнезии и соли с добавлением купоросной кислоты.

Затем корабли пришли в английский порт Фолмут, благополучно миновали Ла-Манш, достигли берегов Африки.

На острове Тенериф у северо-западного побережья чёрного континента Резанов вызвал к себе в каюту Крузенштерна и потребовал отчёта о дальнейших планах. Иван Фёдорович ответил, что отчитываться он ни перед кем не намерен, поскольку является не только командиром корабля, но и начальником всей экспедиции. Посол с иронической ухмылкой показал ему бумагу, подписанную Александром I. Из неё явствовало, что главой экспедиции является Резанов. Точно такой же документ был у Крузенштерна, однако подписывал его Румянцев, министр коммерции. Стараясь сохранить спокойствие, Крузенштерн согласился подчиниться Резанову только в общих вопросах. Что же касается плавания, управления кораблями, то он намеревается действовать самостоятельно.

От островов Зелёного Мыса шлюпы круто повернули к Бразилии. 26 ноября 1803 года пересекли экватор, на острове Святой Екатерины запаслись свежей водой, затем начали огибать мыс Горн, снискавший дурную славу самого коварного и штормового места, погубившего немало кораблей. Несмотря на благоприятное время для южных широт — летний декабрь, соответствовавший нашему июню, на шлюпы набросился жестокий ураган. Вот Лаперузу, проплывавшему здесь около двадцати лет назад, сопутствовала приятная погода, на русские же шлюпы стихия обрушила весь свой гнев. Моряки преодолели этот участок пути с неимоверными трудностями и всё же из Атлантики прорвались в Тихий океан.

Но и здесь Крузенштерн не нашёл успокоения. Посреди Великого океана маячил остров Пасхи, у россиян он пользовался мистической известностью и почитался, так как название ассоциировалось с прекрасным весенним церковным праздником Христова воскрешения. Там непременно захотел побывать Резанов. Да и Крузенштерн с матросами давно стосковались по твёрдой земле.

Однако потрёпанные бурями корабли нуждались в срочном ремонте, что можно было сделать лишь на Камчатке. Напрасно Иван Фёдорович пытался убедить посланника:

— Николай Петрович, ваше превосходительство, поверьте, и вы и я желаем одного и того же. Но посещение острова в настоящих обстоятельствах будет пустой тратой времени. Ещё один такой ураган, и расшатанные шлюпы развалятся, как гнилой орех. Кроме Камчатки нам ремонтироваться негде!

— А Кантон? Япония? Да мало ли будет портов по пути, где с радостью возьмутся за починку ваших шлюпов.

— В Кантоне я уже бывал. Знаю, там нас разденут до исподнего. А в другие места нас могут просто не пустить... Скажу более, всё потеряет экспедиция, если сперва отправится в Японию, где проведёт не менее полугода. Потом «Надежда» едва ли дотащится до Камчатки.

— Я отстраняю вас от командования! Позвать сюда Ратманова!

Пришёл Ратманов вместе с вахтенным Беллинсгаузеном.

— Принимайте шлюп! Теперь вы командир! — объявил Резанов.

Макар Иванович переглянулся с Беллинсгаузеном и с твёрдостью, ему подобающей, ответил:

— Кто вы такой, чтобы мне такой приказ отдавать? Я признаю только своего капитана, его должность исполнять отказываюсь.

— Арестовать всех! — завопил разгневанный Резанов и впился глазами в старшего офицера свиты Фёдора Толстого, которому вменялось в обязанность лишь охрана посольства, не больше. Толстой даже не шелохнулся, услыхав это неумное распоряжение.

— Да это бунт! Вы ответите перед государем! — Резанов забился в истерике.

К нему призвали лекаря. Эскулап пустил кровь, принялся кормить посланника разными снадобьями, пока гнев не унялся.

Утомлённые безостановочным плаванием, моряки наконец бросили якорь у затерянного среди океанских вод острова Нукагива из группы Маркизских островов. Остановка была вынужденной и крайне необходимой. Здесь Крузенштерн надеялся запастись свежим мясом. В месяцы затяжного плавания от самой Бразилии матросы питались одной солониной, что могло вызвать вспышку цинги. У того же Лаперуза начались сплошные беды именно из-за этой болезни, за что про него стали говорить как о капитане, который плыл от одного несчастья к другому. Отчаянный француз потерял почти всех матросов и потом погиб сам.

Тут-то, на Нукагиве, отношения между посланником и капитаном снова обострились до предела. Столкновение возникло из-за пустяка. Крузенштерн намеревался выменять у островитян побольше мяса для своих изголодавшихся матросов. Резанов же «о низменных материях» не помышлял, у него были свои погреба и запасы. Он приказал своему клеврету Шемелину наменять разной безделушной невидали для сувениров знакомым и нужным людям. Но дело-то крылось в том, что в обмен он пустил металлические изделия — серпы, косы, топоры, долота, чем резко обесценил их. Дошлые островитяне сразу смекнули, что выгодней за топор, скажем, спихнуть диковинную ракушку, которых тут горы, чем отдавать свинью. Пользуясь правами капитана, Иван Фёдорович запретил спускать шлюпку и давать гребцов для поездок Шемелина на берег. Тот пожаловался Резанову.

На верхней палубе взъярённый посол закричал:

— По какому праву вы лишаете моего приказчика вести торговые сношения с туземцами?!

Крузенштерн объяснил ситуацию.

— Я набираю экспонаты для российской кунсткамеры, науки и коллекционеров, вы же радеете о своём брюхе!

— Я радею о здоровье команды, — отрезал Крузенштерн.

— Смотрю, больно разъелись ваши матросы, на тюре жить не желают!

— Вы посмотрите на их труд, попробуйте хоть раз сбегать до марса или полазать по реям.

— Я вам не быдло, любезнейший!

— Вы находитесь на шканцах, где капитан является первым лицом. Не смейте так говорить при моих офицерах! И Боже сохрани, если нас услышат матросы. Тогда я не поручусь за вашу сохранность!

Беллинсгаузен, Ратманов, Левенштерн, Ромберг впервые увидели всегда сдержанного капитана столь разъярённым. При других, личных обстоятельствах Иван Фёдорович мог бы вызвать обидчика на дуэль, но он сам бы счёл такой выпад за государственное преступление, поскольку речь шла о первой экспедиции в невиданных русскими морях. Только холопствующий Головачёв стоял ни жив ни мёртв, не зная, к кому метнуться. Спускаясь по трапу, Резанов грозил:

— Я вам припомню! По возвращении в Россию вы будете лишены всех чинов и регалий!

Офицеры «Надежды», и раньше не одобрявшие действий Резанова, приняли сторону Крузенштерна. К ним при рандеву присоединились и моряки «Невы». Тогда посланник предстал перед ними в парадном камергерском камзоле с рескриптом императора в руках. Но все мичманы и лейтенанты, за исключением Головачёва, остались при своём мнении, признав Крузенштерна единственным командиром.

Чтобы предупредить обвинения в сговоре и бунте, Лисянский от своего имени написал письмо морскому министру: «Предпринявши вояж вокруг света под командою моего друга, я токмо ожидал минуты сего важного предмета, но на островах Маркизных всё превратилось в мечту. Там господин Резанов объявил нам публично, что он есть наш начальник. Рисковавши ежеминутно жизнью для славы нашего государя и Отечества, возможно ли нам было ожидать командующего столь важной экспедиции, который перед сим не видел почти моря?..»