Юсупов и Распутин - Геннадий Седов Страница 48

После долгих разбирательств суд иск отклонил: дело прошлое, страны, в которой все произошло, больше не существует, к тому же собственные признания обвиняемого не являются доказательством.

Черная полоса жизни на этом не закончилась. Умер любимый Панч. Матушка, бывшая по прямой линии наследницей графини де Шово, предпринявшая попытку заполучить замок Кериолет в Бретони, потерпела неудачу: изучавший дело адвокат сообщил ей, что дело безнадежное, судиться поздно, так как к этому времени прямое наследование за сроком давности потеряло силу. Занимавшийся финансовыми вопросами в «ИРФЕ» поверенный Яковлев, пользуясь его отлучками, подсовывал Ире на подпись сомнительные бумаги — она, плохо разбиравшаяся в делах, спокойно их подписывала. Вернувшись из очередной поездки, он неожиданно обнаружил: мошенник заложил часть их драгоценностей, они на мели, кредиторы требуют погашения задолженностей, Яковлев, оставив после себя кучу липовых доверенностей, сбежал. Надо было незамедлительно платить по счетам, в кассе шаром покати. Выручила вовремя прикатившая из Нью-Йорка Вандербильдиха, выложила необходимую сумму, новая напасть: Виденер, по сообщениям из Америки, выиграл дело, рембрандтовские портреты остаются у него. Дальше — больше: из газет он узнает, что в Москве большевики нашли спрятанные им драгоценности в тайнике под лестницей, в Петербурге (Ленинграде, как его теперь называют эти негодяи) торгуют на аукционе мебелью и убранством матушкиных покоев из дворца на Мойке.

Хоть свечку за упокой раба божьего Григория возжигай в соборе на рю Дарю. Чтоб в покое оставил.

Тянулись дни. Хозяйственные хлопоты в ателье, поездки в Бретань, на Корсику. Навещали родителей жены. Жившие в подаренном двоюродным братом тещи, королем Георгом Пятым поместительном коттедже в Виндзоре старики принимали радушно мыкавшихся по свету сыновей с женами, бездомных родственников, нянчились с внуками. Бывала часто во Фрогмор-коттедже сестра Георга, принцесса Виктория, так и не вышедшая замуж, приезжал сам король — как правило, без свиты, управляя собственным кабриолетом. Жившая в доме старуха Белоусова, заведовавшая когда-то у тещи дворцовой прачечной, — худая, сгорбленная, с крючковатым носом, знавшая всего несколько французских слов, встречала всякий раз его величество у ворот, ждала, когда он выйдет из коляски, кланялась, произносила: «Мон сир!»

В одно из гостеваний у Романовых он поехал по неотложному делу в Лондон, проходил утром по Олд-Бонд-стрит, увидел знакомую вывеску магазина, где купил когда-то почившего Панча, зашел от нечего делать. И разом обомлел: в уголке сидел на привязи бульдог — вылитый старина Панч! Смотрел лупоглазо, ронял на пол слюну.

Он справился у хозяйки о цене — где там! — нечего и думать. За обедом у старого приятеля, португальского короля Эммануила, над которым любил в свое время подшучивать, рассказал об увиденном в собачьем магазине. Утром ему принесли записку с оплаченным чеком: он может забрать своего урода с условием: никогда не показываться вместе с ним Эммануилу на глаза.

Панч-Второй, как он назвал пса, с виду сущее чудовище, был добродушнейшим существом. Ничто не могло его вывести из себя: ни деловито шаставшие вокруг по двору Булонской усадьбы голуби-пачкуны, ни яростное тявканье соседских шавок не желавших примириться с прибытием кривоногого чужака.

Крутились жернова жизни. В один из дней неожиданно позвонил Дима. С момента, когда он нагрянул к ним однажды с эксцентричной Коко Шанель, прошло шесть лет. Мил-друг себе не изменял: обосновался в купленном в Нормандии замке, ездил по Европе, кутил, кружил головы женщинам, участвовал в разнообразных монархических и патриотических движениях, был посланником местоблюстителя российского престола, великого князя Кирилла Владимировича, в руководстве движения младороссов. Сообщил со смешком: женился морганатическим браком на американке, ждут ребенка.

«Боюсь, что долго в супружеской роли не пробуду. Скучное занятие».

«Зовут как счастливицу?» — спросил он первое, что пришло на ум.

«Одри Эмери. Приняла по моему настоянию православие, стала Анной».

«Приехал бы, жену показал. У нас скоро премьера в домашнем театре, будет интересно. Сестра играет, не рассказывала?»

«Вряд ли, Феликс. У меня масса дел».

«Какие там дела? — думал он вешая трубку. — Холодный эгоцентрист, непроницаем ни для дружбы, ни для любви. Бог с ним: мне с ним детей не крестить. Разошлись пути-дороги».

Навещавшие мил-друга общие знакомые рассказывали со смехом: чудит князюшко. Купил на деньги жены неподалеку от Дьеппа запущенный средневековый замок. Пригласил архитектора, декораторов: это снести, тут возвести, ров наполнить водой. Стоимость реконструкции превышала миллион долларов, отец жены, железнодорожный магнат, в помощи отказал, кончилось тем, что реконструировали единственно только небольшой домик привратника, где он и поселился с женой и крохой-сыном.

Посещавших его многочисленных гостей хозяин предупреждал: прошу, господа, следовать заведенному в имении распорядку дня. К завтраку собирались к десяти утра, сам великий князь являлся к столу не раньше одиннадцати. Торопливо ел, делал ручку приезжим — наслаждайтесь, развлекайтесь, гуляйте! — и бежал в развалины замка, чтобы посвятить дневные часы любимому занятию: строительству действующего макета железных дорог. Увлечение, по всей видимости, было как-то связано с семьей жены, отдавался ему великий князь со всем жаром пылкой своей натуры: накупил по заказам редкую коллекцию действующих моделей локомотивов, поездных составов, железнодорожного оборудования — станций, светофоров, стрелок, водокачек, мостов. Под сводами двух огромных залов запущенной крепости были расставлены узкие деревянные столы, по ним проложены по всем правилам железнодорожной техники двухколейные рельсовые пути — то по ровным местам, то поднимаясь на холмы, ныряя в тоннели, проходя по виадукам. Пространство между шпалами проложено желтым песочком, станции освещены — иллюзия полная! Хозяин сам работал в обществе рабочих, мастерски действовал сверлом, отвертками и острогубцами. Приведя дорожное хозяйство в порядок, проведя пробные заезды, возвращался к гостям. Закусывали по второму разу, шли насладиться редким зрелищем: электрифицированным железнодорожным чудом.

Чем бы дитя ни тешилось, как говорится…

Булонский их театр возглавила с недавних пор знаменитая драматическая актриса Рощина-Инсарова, выступавшая когда-то с блеском на подмостках обеих столиц. Набрала талантливых любителей: чету Уваровых, живших в Париже внуков и внучек Толстого, княгиню Васильчикову, родную сестру Дмитрия великую княгиню Марию. Ставили водевили, комедии, скетчи. Звездой труппы была жившая по соседству жизнерадостная толстуха из Воронежа Василина, вышедшая за француза и ставшая госпожой Гужон. Ей не надо было даже играть: необъятная, с круглыми щеками, она носила одну и ту же шляпу с помпончиками в виде цыплят и траченную молью лису на плечах, одним своим видом вызывала смех. Играла в легких комедийных сценах в наряде кафешантанной певички девяностых годов, препотешно исполняла вульгарнейшие русские частушки — что еще надо для приятного времяпрепровождения, возможности расслабиться после дневных трудов и забот.