Жизнь и шахматы. Моя автобиография - Анатолий Карпов Страница 45

– Я вам признателен за доверие, но хочу предупредить: для того чтобы я смог выполнить все свои финансовые обязательства, я должен быть обеспечен условиями.

– Что это значит? – Очевидно, что подобной наглости до этого не видел и не слышал ни один Совет кредиторов.

– Я не должен потерять привычный образ жизни, – ответил Трамп, ни секунды не считая свою просьбу хоть сколько-нибудь нахальной. – В противном случае я не смогу работать на должном уровне.

– О каких цифрах идет речь? – Когда разговаривают финансисты, сантименты разводить ни к чему.

– Мои расходы в год составляют немногим больше двухсот миллионов долларов. Дайте мне эти деньги, и я верну их с обещанным процентом.

Какой же харизмой, какой убедительностью, какой бешеной энергетикой должен обладать человек, чтобы ведущие банкиры Америки безропотно согласились на эти условия. Впрочем, они не прогадали, уже через два или три года Трамп выполнил все свои обязательства и вновь подтвердил свое звание одного из самых успешных бизнесменов в мире.

Много противоречивого, странного, непонятного можно увидеть в его правлении государством. За что-то Трампа можно осуждать и ругать, в чем-то обвинять, над чем-то смеяться, но у него никак нельзя отнять той гипертрофированной самоуверенности, которая наверняка на многих людей действует гипнотически и заставляет делать именно то, что от них ждет этот, несомненно, неординарный человек.

Таким же неординарным человеком показался мне и Билл Клинтон. Хотя не ошибусь, если буду утверждать, что обыкновенные люди президентами не становятся. Клинтон, уже оставив свой высокий пост (хотя Соединенные Штаты славятся тем, что бывших президентов там не бывает и каждый глава государства до конца своих дней слышит в свой адрес обращение «господин Президент»), вручал мне международную награду на конференции в Вене. На сцену Клинтон вышел без бумаг и блокнотов и, не подсматривая ни в какой источник, говорил в течение двух часов, и не просто говорил, а все это время удерживал внимание аудитории, которая частенько ждет, когда же оратор удалится, но в тот вечер ничего подобного не было. Люди его слушали, ему внимали и, казалось, хотели, чтобы речь Клинтона не заканчивалась никогда. Человек, способный на такие длинные публичные выступления, должен обладать необыкновенным красноречием, феноменальной памятью и удивительной энергией. Самое поразительное, что, общаясь со мной уже после вручения премии, Клинтон не казался хоть сколько-нибудь усталым, был бодр и свеж, будто двухчасовая речь не лишила его энергии, а наоборот, позволила ею напитаться от аудитории. Полагаю, что Клинтону с его ораторским искусством должна быть по нраву та жизнь, которую обычно ведут все первые лица Америки (президенты и госсекретари) после того, как покинут свой пост. Как правило, они выступают с лекциями в университетах, и, безусловно, такие лекторы занимают первые строки в реестре и получают за свой труд довольно высокие гонорары приблизительно в сто тысяч долларов. Не знаю, какое государственное обеспечение получают эти люди, но полагаю, что, имея возможность получать такие суммы за выступления, они в нем сильно и не нуждаются.

Не могу похвастаться личным знакомством с Бараком Обамой, но в архивах храню его ответ на мое письмо с предложением открыть шахматную школу в Чикаго. В нем он, будучи губернатором штата Иллинойс, обещал мне поддержку в осуществлении этой идеи. А вот с Джимми Картером связаны в моей биографии две любопытные истории. Надо сказать, что Картер шахматами интересовался. Он приходил в семьдесят первом году на матч Корчного с Меккингом в штате Джорджия, губернатором которого он тогда и был. Он посмотрел всю встречу, остался на фуршет после матча, где и познакомился с обоими гроссмейстерами. Мое же знакомство с Картером могло состояться в далеком семьдесят седьмом году, когда я летел из Венесуэлы через Вашингтон и в моем графике было запланировано несколько выступлений в американской столице. Сеансы в Вашингтоне оказались довольно утомительными. В то время я никак не ограничивал количество участников в сеансах, а между тем в Вашингтоне против меня сели играть сразу несколько шахматистов, имеющих звание мастер спорта. На один из сеансов пришел посол Советского Союза в Соединенных Штатах – Анатолий Федорович Добрынин, – который был известен в шахматных кругах, потому что не просто любил игру, а играл очень хорошо, на довольно высоком уровне, достойным кандидата в мастера спорта. Он умел играть вслепую и славился своей шикарной шахматной библиотекой. Всегда приходил на шахматные турниры, если приезжал в командировку или в отпуск в Москву, и не смог отказать себе в удовольствии прийти на мои сеансы в Вашингтоне. Добрынин приехал неофициально, сразу оценил расстановку сил в партиях, которые я играл, и сосредоточил свое внимание на той, где у меня было наиболее сложное положение. Стоя за спиной моего соперника, он стал обсуждать и комментировать позиции вместе с другими зрителями. Несколько раз мой американский визави делал Добрынину замечания, тот какое-то время молчал, но не выдерживал и снова и снова пытался проявить свое участие в партии. В конце концов соперник вышел из себя и, не оглядываясь, развязно хлопнул Добрынина по животу, надменно и громогласно заявив:

– I am…  ^[13] – и назвал свою фамилию.

Ответом ему было спокойное:

– I am Dobrinin.

Надо было видеть реакцию этого довольно известного, как мне потом сказали, шахматиста, который тут же вскочил из-за стола, вытянулся в струнку, отдал честь и, побелев, произнес:

– I am sorry, Mister ambassador!  ^[14]

Добрынина тогда знала вся Америка, а этот горемыка к тому же служил офицером Пентагона и не на шутку перепугался, проявив такое неслыханное неуважение к первому лицу Советского Союза на территории Америки. Анатолий Федорович только посмеялся над конфузом шахматиста и продолжил как ни в чем ни бывало смотреть партию, по окончании которой пригласил меня на ужин в посольство. Там поинтересовался:

– Вы бывали в Белом доме?

– Нет, не доводилось. У меня график, а там очереди.

– Что нам очереди, если я могу позвонить Бжезинскому  ^[15] и обо всем договориться.

И действительно договорился, что нас с шахматным журналистом Александром Борисовичем Рошалем, который сопровождал меня в поездке, пообещали пустить на следующий день утром в Белый дом без очереди. В назначенное время мы подошли к калитке, где нас уже ожидала гид, а я значился в ее сопроводительном листе как господин Карпов с переводчиком. Если учесть, что Рошаль практически не говорил по-английски, но при этом, как любой журналист, был по-хорошему любопытен и тут же начал дергать меня и спрашивать, о чем рассказывает экскурсовод, было вполне логично, что минуты через три наша гид поинтересовалась с подозрением: