Броненосный крейсер "Баян"(1897-1904) - Рафаил Мельников Страница 44

Вынужденные писать историю с позиций свыше заданной условной объективности (дабы не задеть продолжавших тогда здравствовать “героев” войны вместе с императором), авторы семитомного труда ГМШ не позволяли себе отклониться в тщательно оберегаемую от света гласности духовно-нравственную обстановку войны и мотивов действующих лиц. “Баяну” и здесь особых откровений не досталось. Нельзя было позволить себе хотя бы какие-то слова правды об адмирале, который, погубив флот, продолжал пользоваться благоволением императора, ие перестававшего осыпать своего любимца чинами, должностями и орденами.

А дальнейшая карьера Р.Н. Вирена протекала более чем успешно — вице-адмирал с 1909 г., адмирал в 1915 г. Он в 1907–1908 г. был и.д. Главного командира Черноморского флота, с 1909 г. Главным командиром Кронштадтского порта и военным губернатором г. Кронштадта, а затем еще и начальником тыла Балтийского флота. ”В придачу к уже полученным в войне отличиям он носил ордена Станислава 1 степ. с мечами (1907 г.), Анны 1 степ. (1911 г.), Владимира 2 степени (1913 г.), нагрудный знак для защитников крепости Порт-Артур (1914 г.). Не забыл заслуг адмирала и японский министр, наградивший его в 1911 г. орденом священного сокровища 1-го класса.

Было бы несправедливо, если бы героическая биография “Баяна” не была бы продолжена за пределами его физического существования, особого знака исторической памяти — подобно песням о “Варяге” или какой-либо легенды. Такой легендой мог бы стать рассказ Евгения Величко “Тень ”Варяга“, опубликованный в журнале “Огонек” № 28 за июль 1946 г. Краеведам Приморья еще предстоит выловить в нем зерно истины и в особенности в истории появившегося во Владивостоке в 1945 г. трофейного японского крейсера. И пусть этот крейсер, встреченный в 1944 г. пароходом “Анадырь“ в Лаперузском проливе, не мог быть ”Баяном“, но его вполне можно считать вестником памяти о “Баяне”, с которым японский крейсер служил вместе под флагом Страны Восходящего солнца.

Этот крейсер (если рассказ в “Огоньке” — не сплошной вымысел) не мог не принести советскому пароходу и во Владивосток какое-то движение души “Баяна”. И, видимо, справедливо заключение автора рассказа в “Огоньке”: ”Вот корабль, который сорок один год следовал к месту назначения. Памятью о “Баяне” и всей эскадре дышали и причалы, сопки и батареи Порт-Артура, в котором в ночь с 22 на 23 августа 1945 г. японские начальники морского гарнизона (вице-адмирал Кабаяси) и сухопутного гарнизонов подписали капитуляцию перед силами высаженного на местный аэродром советского десанта”.

Осмысливая сегодня великие события 100летний и 60-летней давности, нельзя не удивляться тому, сколь мало уроки прошлого запечатлеваются в сознании последующих поколений. Бездумно канонизирован “помазанник”, обрушивший в пропасть многовековую российскую историю, пришла очередь реабилитации и порт-артурских “пещерных адмиралов”.

Со смешанным чувством приходится наблюдать за возвращением в отечество праха последнего российского морского министра. Корабли черноморского флота в июле 2005 г. прибыли к месту его упокоения — неподалеку от верфи, где когда-то И.К. Григорович наблюдал за постройкой “Баяна” и в погибели которого (как и всей эскадры) в Порт- Артуре деятельно участвовал. И вот уже “новая Россия” устами своих темных в истории адмиралов записывает И.К. Григоровича в спасители отечества и ставит его в ряд с великими флотоводцами прошлого. Недолго, видимо, осталось и до реабилитации предавшего в Порт-Артуре свой корабль и весь флот Р.Н. Вирена. Нимало не ответив за свое предательское командование, он вместе с И.К. Григоровичем благополучно дослужился до чина полного адмирала и был бы, наверное, также прославлен в истории, если бы не отличился патологическим садизмом.

Снискав этим дружную ненависть и матросов, и офицеров, адмирал в марте 1917 г. был растерзан в Кронштадте революционной толпой у подножья памятника адмиралу С.О. Макарову. Этот акт народного самосуда, видимо, и затрудняет современную реабилитацию адмирала, но не пора ли вспомнить, что Россия, не в пример другим цивилизованным странам мира, по-прежнему оставляет в безвестности судьбы тысяч и тысяч героев, кому не выпало счастья принадлежать к клану высокопоставленных и августейших особ. Пока же судьбы даже относительно небольшой группы офицеров флота, состоявших в его списках к 1917 году, остаются и сегодня в большой части безвестными.

Единственный за все минувшее столетие сводный список офицеров флота, оказавшихся в эмиграции, из общего состава около 8000 человек содержит сведения о судьбах менее чем 2000 человек. (“Мартиролог” русской военно-морской эмиграции по изданиям 1920–2000 гг.”. М., Феодосия, 2001).

Судьбы офицеров “Баяна” сегодня практически неизвестны. Едва ли не в одиночестве среди более чем сорока офицеров, ставших известными участием в обороне Порт-Артура, остаются капитан 1 ранга В.И. Руднев, которому изгнавшее его отечество определило удел шофера такси и служащего в охране банка в Париже, и погибший на “Енисее”, ранее служивший на “Баяне” мичман Б.А. Дриженко. Никого с “Баяна” не удалось встретить автору и в его более чем 40-летних поисках свидетелей прошлого.

Сегодня становится понятным, насколько бывшие офицеры были замкнуты и неразговорчивы, когда дело доходило до их царской службы, и везде и во всем, помалкивали. За свои попытки вступить в переписку с находящимся во Франции сыном командира крейсера “Варяг” Пантелеймоном Всеволодовичем Рудневым автор в свое время вызывался для объяснений в представительство, “органов” по месту работы в ЦНИИ им. Крылова. Позднее, также по делам истории флота, пришлось в Большом Доме пообщаться со следователем по особо важным делам.

Только после выхода в свет книги о “Рюрике” в 1989 г. дал о себе знать сын другого героя русско- японской войны профессор ЛКИ Вадим Дмитриевич Мацкевич, которому автор когда-то сдавал экзамен и который, будучи заместителем директора института в 1955 г., провожал команду его студентов (среди них был и автор) в шлюпочный поход из Ленинграда в Нарву. Так открылась судьба еще одного офицера Владивостокского отряда крейсеров. Дмитрий Александрович Мацкевич (очевидно, в силу своей подозрительной фамилии — было такое постоянное поветрие в органах), был расстрелян по обвинению в шпионско-диверсионном заговоре в 1938 г.

Сведения же об офицерах “Баяна” ждут своих исследователей. Путь этот долог и не прост, но каждый его шаг будет служить восстановлению нашей истории.

Не переставайте собирать, сберегать и восстанавливать осколки нашей великой, несмотря ни на что истории. Иначе все разговоры о возрождении России так и останутся пустым звуком.

Р. Мельников. 1955–2005.