От Русско-турецкой до Мировой войны. Воспоминания о службе. 1868-1918 - Эдуард Экк Страница 43

По закону карточная игра в карауле составляет такой проступок, за который начальник не может ограничиться дисциплинарным взысканием, и виновные в игре были преданы полковому суду.

На суде выяснилось, что унтер-офицер Образцов ложно доложил поручику Малиновскому, потому что сам принес карты и предложил играть. Утверждая приговор по предоставленной мне законом власти, обоим рядовым смягчил наказание на две степени; в отношении же Образцова за то, что он «солгал начальнику», оставил приговор в силе.

Такое определение его главной вины так подействовало на Образцова, что он наложил на себя епитимью, ограничивал себя до пределов в пище и дома в казармах, несмотря ни на какой мороз, ходил по двору босиком, в строй же надевал старые дырявые сапоги на босую ногу, без портянок. Такое настроение Образцова тронуло меня, и в День Святой Пасхи, придя в роту, я простил ему штраф и перевел в разряд беспорочно-служащих, и в день полкового праздника восстановил в звании унтер-офицера.

7 января 1897 года у меня родилась вторая дочь. Все обошлось благополучно, и под утро, напоив кофе полкового врача Александра Ивановича Веретенникова и простившись с ним, я прилег на диван.

Через некоторое время слышу, кто-то спрашивает дежурного вестового, дома ли командир полка, и ответ вестового:

– Дома-то дома, да видеть нельзя, прилег и спит, умаялся сердечный за ночь, Бог дочку дал, сам все хлопотал.

Опять возник вопрос о кормилице. Приходили несколько совершенно неподходящих. Выручил денщик повар.

В одно утро исчез Павел, подходило время обеда, а повара нет, и ничего не готовилось. Я был взбешен и решил отчислить его в роту, особенно когда, выйдя на веранду, увидал Павла, несущегося на извозчике с какой-то женщиной. Так он подкатил к крыльцу и, встав в фаэтоне, проговорил:

– Ваше Высокоблагородие, привез кормилицу. Она из соседней деревни, у нее двухнедельная девочка, которая осталась у бабушки, думаю, что будет хороша, а обед через час будет готов.

Этот Павел был удивительный человек. Учился поварскому искусству в известной на всю Москву гостинице «Эрмитаж», прекрасно готовил, очень честный, добросовестный и в высшей степени услужливый; общий любимец среди писарей, всех денщиков и, особенно, женской прислуги; все говорили, что он все может и против него ни в чем устоять нельзя. Но он много пил, иногда до полного бесчувствия, и ничем нельзя было его удержать.

И в данном случае оправдалась его легкая рука. Привезенная им Егося оказалась здоровой, хорошей, тихой женщиной и отлично выкормила Нюку.

Едва успели справиться с первыми хлопотами и окрестить маленькую, как мне пришлось поехать в Петербург на похороны любимого дяди и устроить сестру, оставшуюся совершенно одинокой. На похоронах я сильно простудился и, вернувшись в Радом, слег с воспалением легких. С болезнью справился довольно легко, но долго не мог совершенно поправиться и вышел в первый раз в сад уже в марте месяце.

Идя по аллее, я увидал у колодца за решеткой сада трех солдат, мывших свои баки, и обрадовался, что смогу с ними поздороваться. Но, каково же было мое удивление, скажу даже огорчение, когда солдаты, увидав меня, оставили мыть баки и бросились бежать в казарму. Все удовольствие прогулки пропало, и я уже думал повернуть обратно, как вдруг услыхал крики: «командир вышел», а затем топот ног. Шум все усиливался, отовсюду бежали могилевцы и через несколько минут весь полк столпился на плацу около решетки, слышно было, как они тяжело дышат. От волнения я мог лишь поздороваться с ними, говорить не мог и, пробыв с ними некоторое время, только поблагодарил их за любовь и отпустил.

Подошла весна, начались смотры молодых солдат, роты щеголяли одна перед другой в обучении каждого человека в отдельности. Особенно выделялись успехи по гимнастике и словесные ответы по всем уставам, по истории полка, спокойствие отвечавших и их умение при полной выправке непринужденно себя держать. Я понимал, сколько умения и труда вложено в это дело, и сердце радовалось, глядя на них.

Особенно порадовали меня ответы молодых солдат роты, их веселый спокойный вид. Я знал, что это целиком работа молодого подпоручика Никитина, на которого я обратил внимание еще когда впервые проверял младших офицеров в умении командовать, показывать и проверять подготовительные гимнастические упражнения. Проверив уже семь рот, я, к своему прискорбию, убедился, что офицеры совершенно не напрактикованы и сами плохо выполняют упражнения. Подойдя к 8-й роте и увидев совсем юного офицера, я подумал, что тут и подавно выйдет слабо и хотел уже прекратить поверку. Каково же было мое приятное удивление, когда подпоручик Никитин, скомандовав смирно, объяснял цель каждого упражнения, сам отлично их проделывал, твердо и отчетливо командовал и спокойно поправлял. И так он выделялся во всем, что я невольно полюбил его, как родного, и как можно чаще зазывал его к нам в дом.

Лагерь 1897 года прошел спокойно и закончился двухсторонним маневром бригады против бригады. Два смотра явились нам наградою за наши труды.

Смотр стрельбы произведен был состоявшим при инспекторе стрелковой части генерал-лейтенантом Скарятиным. Полк не только стрелял отлично; генерал Скарятин обратил особенное внимание и отметил в ордере образцовый порядок и тишину во все время смотра, отсутствие каких бы то ни было разговоров, даже между офицерами.

В период общих сборов в Конск прибыл командующий войсками светлейший князь Имеретинский и произвел по очереди смотры всем полкам 7-й дивизии. По окончании князь Имеретинский подъехал к передней линейке полка, беседовал с людьми, подробно осмотрел лагерь до задней линейки включительно, пробовал пищу и затем прошел в офицерское собрание, приняв приглашение на обед.

Представив офицеров, я просил командующего войсками к столу. Обед был наш обычный, в два блюда. Когда подали второе блюдо, я доложил князю:

– Мы точно исполнили ваш приказ и приняли вас в нашей обычной обстановке, но нельзя же нам, впервые принимая командующего войсками, не выпить за его здоровье, и потому прошу разрешения подать командирское шампанское.

Отвечая на наш тост, князь Имеретинский сказал:

– В приказе о смотре может быть и будет какое-либо замечание, но здесь, обращаясь к вам, я заявляю, что сегодняшний день был для меня настоящим праздником, я никогда не видал такого гордого, спокойного полка.

Когда командующий войсками уехал, я подошел к офицерам и передал им еще раз высказанную благодарность командующего войсками всем офицерам за блестящее воспитание полка и за отличный вид людей. Тогда офицеры обратились ко мне:

– Теперь мы просим Вас сказать нам: довольны ли вы нами, так ли мы представили, как вы бы этого желали.

И я им от всего сердца ответил:

– Да, я вами вполне доволен, горжусь вами, вы и мне доставили праздник. Когда потребовали трех человек для подробного осмотра, как они одеты, то я указал на 7-ю роту не потому, что я в ком-либо из вас сомневался, а чтобы похвала пошла старшему из ротных командиров, всеми нами уважаемому Федору Федоровичу Кулакову.