Записки военного коменданта Берлина - Александр Котиков Страница 43

— Все это справедливо в отношении Энгельса. Но Энгельс на доходы фабрики содержал руководство партии, под сенью своего друга Маркса собирал вокруг себя сторонников партии, единомышленников. Фабрика была действительно гигантским материальным источником гигантской идеологической работы партии. А Юнгман? Что делает Юнгман, чтобы распространять идеи фабриканта Энгельса? Что он делает, чтобы посмотреть вокруг себя и поискать подлинно революционные силы для решения подлинно революционных вопросов, вставших сейчас перед разоренным народом?

В ходе дебатов Отто Гроттеволь заметил, что и у нас тоже не все благополучно. В провинции убивает кто-то женщин, а найти виновника не нашли. Я объяснил Гроттеволю, что поиски пока ни к чему не привели, но мы найдем виновника и достойно накажем.

Вошел адъютант и на ухо доложил, что нашли того, кто убивал женщин, он сейчас в Управлении. Я передал об этом Гроттеволю и говорю ему: «Вы можете сами допросить его». И, не дожидаясь ответа, приказал ввести преступника. Ввели здорового крепкого старшину с курчавыми волосами. То был Андрей, тот самый солдат, который поведал нам на Эльбе свое горькое горе. Я спрашиваю его, почему он так поступал с немецкими женщинами. Он ответил, что поклялся убить за каждого своего замученного родича одну немецкую женщину, чтобы она не рожала таких извергов, какие спалили наши станицы и поубивали наших детей, жен и матерей.

— Вы знаете, что это преступление, которое преследуется самой высшей мерой наказания?

Молчит.

— Вы знаете, что вы наносите Советскому государству и его политике в Германии колоссальный вред?

Молчит.

Я не справился со своими чувствами и в гневе ударил его по лицу. Конечно, надо было наказать виновника, но как мог этакое позволить себе воин, с которым долго говорили еще в апреле на Эльбе, и не просто говорили, а убеждали, доказывали, как все это опасно для дела нашей победы в Германии. Моему поступку нет оправдания, если брать его в чистом виде.

Обращаясь к Гроттеволю, я говорю ему, что за преступления, которые совершил старшина, следует расстрел.

— Что бы вы сделали? Как бы вы предложили поступить?

— Не надо наказывать его. Страдания его неописуемы. Гнев его неистребим. Лучше всего отправить его в Советский Союз. Он там придет в себя и поймет, что мщение — не решение вопроса. А решение вопроса в той политике, которую проводит в настоящее время Советский Союз в Германии.

Я отпустил старшину Алексея. Его срочно отправили в Советский Союз. И с той поры убийства прекратились.

Несколько позже, осенью 1945 года, как и условились в первую встречу, мы беседовали с Гроттеволем один на один. Переводил Владимир Михайлович Демидов. Его политическая зрелость помогала ему с полуслова понимать и меня, и Гроттеволя. Для доверительной беседы это было очень важно.

Всем нам, людям, обремененным большой государственной ответственностью, нужно иногда поспорить с верными друзьями, чтобы глубже самому понять смысл крутых исторических поворотов в жизни народа. Такую потребность ощущал и Гроттеволь. Это чувствовалось во всем, что он излагал в наших разговорах. Ему нужно было вслух разобраться в смысле того поворота, который сделает СДПГ, лидером которой он является, в том пути, по которому пойдет партия после объединения, насколько правильны шаги, которые он и его товарищи по руководству делают, нет ли в этих шагах, которые они делают, нечто такого, что потом, в критическую минуту, затормозит весь процесс объединения, все ли в этом плане додумано? Как узнать по-иному, кроме взаимного критического взгляда?