Фронтовые записки немецкого танкиста - Вольфганг Фауст Страница 40

Четвертый Ю-87, который я мог видеть, был буквально разорван на части прямо в воздухе двумя истребителями, севшими ему на хвост; их скорострельные пулеметы сначала изрешетили его крылья типа «обратная чайка», а потом разнесли на части обтекатель кабины, превратив в хаос всю ее внутренность. «Штука» резко сбавила скорость и перевернулась колесами вверх – выбросив в воздух тела двух членов экипажа, которые, беспорядочно вращаясь, упали на землю, в то время как их самолет еще держался в воздухе. Опустевший самолет стал уклоняться к югу, из его носовой части вырывалось алое пламя.

Наш летчик люфтваффе даже выругался в голос от отчаяния из-за того, что победа его товарищей по оружию на его глазах превратилась в их разгром. Но один из русских истребителей не пожелал даже в этом случае закончить с нами, он развернулся и, целясь на стволы наших зениток, пошел на новый заход вдоль течения реки. Снаряды его авиапушек прошлись по линии траншей, бессильно хлестнули по броне двух наших «Пантер», а потом пробарабанили по корпусу нашего «Тигра», эхо этих ударов быстро стихло.

Наша зенитка попала в этот русский истребитель едва ли не случайно, когда тот пытался поразить ее очередью трассирующих снарядов. Снаряд зенитки попал ему в мотор, и русский самолет окутался багровым пламенем, когда его горючее взорвалось. Фюзеляж с двигателем устремился к земле и заскользил по склону берега подобно саням, вместе с телом летчика, все еще сидящего в пылающей кабине. Встретив на пути большой сугроб, самолет глубоко ушел в него носом, его хвост с непокорной красной звездой на нем вздыбился вверх и встал пылающей колонной между двух групп сражающихся танков.

Я услышал, как Хелман и Вильф нервно переговариваются между собой в башне, и в то же самое время русская пленница позади меня начала смеяться горьким, почти истерическим смехом.

– Оставь его тело в покое, – говорил Хелман. – Теперь я сам буду заряжать орудие. Да и осталось у нас всего несколько снарядов.

– Что, парень из люфтваффе убит? – спросил я через ТПУ.

– Этот чертов дурак высунул голову из люка, – раздался у меня в наушниках голос Вильфа. – И снаряд снес ему голову с плеч.

Я услышал позади себя падение на днище тяжелого тела, а русская пленница громко вскрикнула. Оглянувшись, я увидел тело летчика – обезглавленное тело, – которое только что упало на днище танка. Из остатка его шеи хлестала кровь, и наша пленница старалась забиться как можно дальше от него.

– Двадцать минут до полудня, – крикнул Хелман. – Вся Германия смотрит на нас.

Наш радист-стрелок оглянулся и бросил взгляд на обезглавленное тело летчика и захлебывающуюся рыданиями пленницу.

– Если бы только Германия могла видеть все это, – пробормотал он. – Взгляни-ка вон туда, Фауст. Они снова двинулись на нас. Видишь?

Он был прав. ИС снова пошли на нас в атаку.

После налета истребителей приземистые боевые машины снова устремились вперед и образовали против нашей группы неровное вогнутое полукольцо. Они явно намеревались окружить нас, подойти к реке и стянуть вокруг нас петлю, в которой позади нас будет река, а вокруг – русские танки. Должно быть, они знали о наших оборонительных силах, собранных на западном берегу реки, – в самом деле, с высоты речного обрыва на этом берегу они прекрасно могли видеть наши силы, собранные там, – и наверняка испытывали насущную необходимость переправиться по мосту и развернуть там позиции, пока наши контратакующие формирования смогут противостоять их напору.

ИС наступали, и Хелман в башне приказывал Вильфу ждать, ждать, пока они не подойдут поближе. Наши остальные танки были столь же дисциплинированны, и даже когда ИС открыли по нас огонь, то мы не отвечали на него, несмотря на то что их снаряды уже стали рваться среди нас. Я почувствовал, как один снаряд, выпущенный ИС, ударил в передний бронелист корпуса как раз передо мной, и несколько отколовшихся с внутренней стороны брони осколков металла резанули меня по лицу. Снаряд не пробил лобовую броню, хотя мощь его удара была такова, что броня под его силой прогнулась внутрь. ^[76]

В ответ на это Вильф в свою очередь открыл огонь по русским машинам, и завершающая битва за переправу началась с попадания нашего 88-миллиметрового снаряда с красным трассером прямо в лобовую броню ИС, идущего на нас. Русский танк резко замедлил ход и по инерции развернулся бортом к нам. Вильф всадил в этот борт новый снаряд, и ИС остановился перед большим сугробом, а его кормовая часть приподнялась в воздух, поскольку его передачу заклинило. Не теряя времени, одно из противотанковых орудий в доте рявкнуло, его снаряд пробил двигательный отсек и взорвался под танком еще до того, как его корма успела опуститься обратно в снег. Столб пламени взвился из его кормового отсека, и Вильф довольно ухмыльнулся.

Теперь я стал водителем, которому некуда было вести свой танк. За кормой у нас были доты, которые вели огонь поверх нас прямо в массу русских машин, справа и слева располагались остававшиеся у нас горстки наших танков, которые вели огонь, расходуя последние снаряды в этой финальной битве за переправу.

ИС начали обходить нас, два из них, неуклюже переваливаясь, вышли на самый берег реки неподалеку от нашей последней «Пантеры», которую они расстреляли в борт. Я видел, как один из их снарядов срикошетировал от башни «Пантеры», – но затем другой пробил башню, а третий разнес на части кормовой бронелист в районе моторного отсека. «Пантера» продолжала вести огонь, ^[77] хотя из моторного отсека появился черный дым, а затем и пламя; она расстреливала последние снаряды по атакующим ее русским танкам до тех пор, пока еще несколько снарядов ИС поразили ее в борт. Последний из них сорвал с подбашенного погона всю ее башню, взрыв разнес ее на части, которые, крутясь в воздухе, разлетелись во все стороны. На пару секунд я увидел внутри ее экипаж, столь же израненный, как и сама гордая боевая машина, распластанный на открытом подбашенном погоне, который через несколько секунд охватило пламя.

Выше меня, в башне, Вильф вел огонь, а Хелман, бурча и проклиная все на свете, подавал снаряды в замок орудия, причем заряжающий из него вышел неплохой, поскольку мы подбили еще один ИС, разбив ему ведущее колесо. Стальное колесо, крутясь, взлетело в воздух, ударилось в другой ИС, отскочило от него и исчезло в глубоком снегу.

Подбитый танк, теряя один за другим опорные катки и траки, проделал глубокую и длинную борозду в снегу и, наконец, остановился. Одна из «Пантер» ловко зашла сбоку от него и всадила ему в борт 75-миллиметровый снаряд, а затем быстро развернула свою башню и выпустила еще один такой же снаряд в приближающийся за первым ИС. Этот второй ИС, как я мог видеть сквозь закопченное стекло своего прибора наблюдения, нес на своем корпусе около взвода русских пехотинцев – они стояли на бронелисте кормового отсека, держась за всевозможные детали на башне танка. После попадания ИС остановился, пехотинцы попрыгали с него в снег. Облаченные в белые маскхалаты, они стали пробиваться сквозь снег к нам, тогда как у них за спинами их ИС и наша «Пантера» стали обстреливать друг друга с расстояния менее чем в три сотни метров.