Госпожа Рекамье - Франсуаза Важнер Страница 38

Друзья? Жюльетта с тоской думала о тех, кого уже не было рядом: об иностранцах, вассалах или врагах Франции, которых потрясения в Европе отнюдь не поощряли к путешествиям, не говоря уже об англичанах, у которых не было ни возможности, ни желания вернуться на континент. Была г-жа де Сталь, на плечо которой она оперлась бы с большей охотой, настолько она чувствовала потребность восполнить материнское влияние, настолько привыкла чувствовать над собой власть сильного духа. Но так ли сильна г-жа де Сталь, как ей кажется?.. Во всяком случае, Жюльетта готова отправиться к ней в Мелен, поговорить с ней о многих вещах, интересующих обеих, в частности, о планах дочери Неккера вложить деньги Жюльетты на паях с ней самой. Поговорили бы и о Проспере де Баранте, который писал из Бреслау, куда последовал за армией, и у которого вызывало отвращение «зрелище тысячи ужасов», при котором он присутствовал…

Ибо всё было довольно мрачно. Снова война. Пруссия собрала четвертую коалицию против императора французов, только что придумавшего Рейнскую Конфедерацию — что-то вроде лиги покоренных или союзных государств южной Германии, и прошлой осенью военные действия возобновились. Пруссаков разбили при Йене и Ауэрштадте, в один день. Принц Людвиг, член королевской семьи, был убит 10 октября при Заалфельде, столкнувшись с гусарами Ланна. Его брат, принц Август, несколькими днями позже был пленен драгунами Бомона и виконтом де Резе, при Пренцлау. Раздавленная Пруссия сопротивлялась в лице королевы, прекрасной Луизы, за которой пошли многочисленные патриоты…

Той зимой война была перенесена в Польшу, где французская армия столкнулась с русской. Жуткая бойня при Эйлау, вызвавшая тошноту у самого Наполеона, — двадцать пять тысяч русских и восемнадцать тысяч французов остались лежать на февральском снегу — ничего не решила… В Париже уже не испытывали воодушевления… Зачем нужны эти завоевания, эти тысячи трупов? В Европе только Пиренейский полуостров, Рим, Сардиния, Сицилия да Россия не простерлись под французским сапогом. Пока. Пруссия была почти уничтожена и сведена к своему ядру — Бранденбург, Померания, Силезия. Австрии заткнули рот, Северная Италия, Неаполь, Нидерланды, Бельгия, Женева находились под властью императора французов. Швейцарские кантоны, Бавария, Вюртемберг, Саксония, Баден, Франкфурт, Берг, а вскоре и Вестфалия покорно следовали за ним… Печальное зрелище! Когда же Европа найдет в себе силы восстать, прекратить это нелепое распределение ее народов и богатств в пользу одного господина!

Как нужно было Жюльетте хоть ненадолго позабыть об этой мрачной картине! Но как тут развлекаться! У нее не лежала к этому душа. Она оставалась дома и принимала нескольких посетителей, близких друзей. Эта другая семья, которую она терпеливо строила, сеть привязанностей и взаимообмена, без которого она не могла бы жить… Матье и Адриан, подпольно боровшиеся за свои идеи, оставались самыми постоянными, самыми верными. Среди тихих поклонников, которых не обескураживало затворничество красавицы из красавиц, был милый Эльзеар де Сабран, оказавшийся братом Дельфины, маркизы де Кюстин — той самой дамы из Фервака, связанной с Шатобрианом, — и завсегдатаем Коппе. Эльзеар был бы не прочь приволокнуться за Жюльеттой, если бы уловил надежду. Пока же он сочинял красивые романсы, в которых говорило его задетое сердце…

Рядом с Жюльеттой был и другой отчаянный воздыхатель, с которым она часто видалась: жилец ее бывшего особняка, князь Альфонс Пиньятелли. Младший брат графа де Фуэнтеса, испанского гранда, граф Эгмонт в Бельгии и князь Пиньятелли в Италии, он принадлежал к высшей европейской знати по своим владениям, титулам, союзам, да и по духу. Этот либерал, вместе со своей семьей пострадавший в Неаполе от обскурантистских репрессий 1799 года (тех самых, что воспел Латуш во «Фраголетте»), предпочел обосноваться в Париже. Он не был особенно красив, но у него были восхитительные манеры, и он умирал от любви к Жюльетте, на которой мечтал жениться. К несчастью, он умирал еще и от чахотки и таял на глазах… Он звал прекрасную соседку своей сестрой… И сестра ухаживала за ним с исключительными мягкостью и постоянством.

Бедная Жюльетта! Как бы ей хотелось развеселиться, вырваться из этого непробудного уныния, из кольца горестных воспоминаний и малоприятных обязанностей: благородные отцы, благотворительность, сократившаяся после банкротства, но она всё же продолжала ею заниматься вместе с Матье, бесцветные воздыхатели, которых постоянно нужно успокаивать или лечить… И всё это на суровом фоне постоянной войны… Где прекрасное время празднеств, беззаботности и блеска?..

Ей бы повидаться с какими-нибудь веселыми подругами, послушать сплетни большого города о властвующих кругах… И какие-нибудь любовные истории… Каролина, свежая, пикантная Каролина, говорят, купается в почестях и невероятной роскоши… Она как будто порвала короткую связь с тем красивым сентиментальным блондином, недавно прибывшим в Париж и служащим в австрийском посольстве… «Позабавь этого дурачка!» — приказал тогда император. Дурачок звался Меттернихом. А еще говорят, что между супругами Жюно, этими баловнями режима, без удержу щеголяющими только что сколоченным богатством, пролегла трещина. Будто бы Каролина положила глаз на Жюно. Храбрый, а вертеть им можно как хочешь, думала она. К тому же губернатор Парижа… В конце концов, император вечно в походах, в любой момент может случиться несчастье… Что до Лауры Жюно, выскочки, «язвочки», она вроде, в свою очередь, стала заглядываться на Меттерниха…

Как бы хотелось Жюльетте услышать обо всем этом в подробностях от своей прекрасной подруги, маркизы де Кателлан! И о том, что происходит при императорском дворе, в этом скучном гетто, расфуфыренном, немного вульгарном, богатом на мелочные интрижки, питающемся постоянными ссорами и непрерывными скандальчиками… Г-жа де Кателлан так весела, она так хорошо рассказывает об этих пустяках, так падка на любовные истории (как охоча она и до устроения браков, которые в большинстве своем оборачиваются катастрофой для заинтересованных сторон), она так ловко, с веселой яростью, часами распутывает запутанный клубок любовных игр столицы… По правде говоря, Жюльетта приходила в восторг (и это была ее слабость), когда ей «рассказывали про любовь», как говорила г-жа де Буань.

Г-жа де Буань, вот она — та подруга, что могла утешить ее лучше всех. Ее слова были в равной степени разумны и проникновенны. Плутовка так хорошо ее понимала! Она одна догадалась, чего недоставало браку, известности, образу г-жи Рекамье. Г. Сама г-жа де Буань скромно довольствовалась своим показным брачным союзом. Но Жюльетта, могла ли она даже подумать, что ей будет этого довольно? Забьется ли наконец однажды ее сердце? Будет ли занята ее душа чем-то иным, кроме мягкого и уверенного отражения женской дружбы, семейных или светских приличий и обязанностей? Кто знает…

Пока же спокойной рукой она запечатывает свои письма испанским воском, и на нем остается оттиск краткого и красноречивого девиза, который она себе выбрала: «Nulle dies sine nebula». Для красавицы из красавиц не бывает дня без туч… Но в ее возрасте небо не бывает вечно хмурым…