Черный русский. История одной судьбы Уцененный товар (№1) - Владимир Александров Страница 37

Стараясь казаться остроумным, Серполетти сначала как-то глупо вуалирует имя и род деятельности Фредерика, а затем дает в зашифрованном виде краткий очерк его биографии, которая, очевидно, была хорошо ему известна. Этот «гражданин», как Серполетти демонстративно называет его, «презренный» в родных «египетских колониях» (это намек на заявление Фредерика, его африканскую кровь, положение черных в Соединенных Штатах и первоначальный статус этой страны как английской колонии), приехал в Россию из Парижа лакеем, «отъелся на русских хлебах», воспользовался добрым русским характером, заработал много денег, стал старшим официантом в ресторане, метрдотелем и, наконец, владельцем увеселительного сада. Основной тезис Серполетти заключался в том, что, несмотря на такое скромное происхождение и на незаслуженный успех, – которому Серполетти сильно завидовал, – Фредерик «бравировал своим положением» и «относился негритянски-тупонадменно» к русским артистам, которых вдобавок называл «свиньями». Затем мы видим заключительный, весьма жестокий удар Серполетти – обвинение, выдвигать которое в России времен Первой мировой было столь же опасно, как и называть кого-то коммунистом в Соединенных Штатах 1950-х: Фредерик «с иностранцами в частности, а с немцами в особенности, был „закадыка”». Причина враждебности Серполетти понятна: Фредерик, по-видимому, предпочитал нанимать на работу в «Аквариуме» и «Максиме» иностранных артистов, а не коренных русских (включая Серполетти и его протеже).

Фредерик успешно противостоял этим обвинениям, продолжая демонстрировать свою русскость при всяком удобном случае – вплоть до того, что всего через несколько дней после удовлетворения его прошения о подданстве стал одним из руководителей большой патриотической демонстрации, начавшейся 19 мая 1915 года в Москве. Это был важный момент для воюющей России. Германское наступление в Галиции нанесло русским огромный урон, и отступление, которое поначалу было организованным, выродилось в «безумную вакханалию» по всему фронту: войска оставляли свои позиции, сотни тысяч гражданских беженцев устремлялись на восток. Объединенное германское и австро-венгерское наступление продолжалось пять месяцев. К октябрю 1915 года русская армия не только утратила все, чего добилась, но и была оттеснена на сотню миль назад и потеряла территорию, которая с конца XVIII века была русской Польшей.

Однако к концу мая масштаб разворачивавшейся катастрофы все еще был в Москве не виден, и – в атмосфере бодрого патриотизма – московский Красный Крест запланировал трехдневную акцию под названием «На табак солдату». Утром 19 мая несколько тысяч актеров и прочих артистов из театров-варьете со всего города собрались в саду «Аквариума», который Фредерик и Царев предоставили в качестве пункта сбора. Участники организовались в длинную процессию и выдвинулись в 4 часа дня, направившись вниз по Тверской улице к Кремлю. Возглавляли шествие актеры «Аквариума» – они ехали в украшенных фургонах, одетые в национальные костюмы стран-участниц Антанты. За ними следовали многочисленные группы людей, повозки и платформы на колесах. Участников было несколько тысяч, и они собирали вокруг себя огромные толпы зрителей.

Как только на Красной площади показалась голова колонны, на Лобном месте – высокой круглой каменной платформе, обычно используемой для оглашения высочайших манифестов, – окруженный множеством священников епископ начал молебен. На платформу вынесли из близлежащей часовни Иверскую икону Божьей Матери – издавна почитаемую москвичами в качестве «чудотворной», – а также другие иконы и хоругви из находящегося в нескольких десятках ярдов храма Василия Блаженного. Вокруг собрались раненые солдаты из московских госпиталей, сопровождаемые сестрами милосердия. Остальную часть огромной площади – от устремленных ввысь побеленных стен Кремля до изысканно украшенных фасадов Верхних торговых рядов – заполнили десятки тысяч людей: мужчин с непокрытыми головами и женщин, стоящих на цыпочках, чтобы лучше видеть, или даже держащих своих детей на вытянутых руках, – в то время как епископ, священники и дьяконы распевали молитвы за отважных воинов, императора и его «августейшего семейства», за всех истинно верующих русских православных христиан в эту пору ужасных страданий. Над толпой воцарилось полное благоговения молчание. Золотые и парчовые одеяния священнослужителей блестели в лучах полуденного солнца, сладкий ладан дымкой струился из их позванивающих кадильниц, и звуки песнопений в исполнении басовитого мужского хора подымались, опускались и вновь подымались. В конце службы вся огромная людская масса запела гимн «Боже, царя храни», повторяя его снова и снова. Актеры «Аквариума», возглавлявшие шествие, держались вместе возле памятника Минину и Пожарскому, двум русским национальным героям войны за освобождение Москвы от поляков в XVII веке.

По окончании службы процессия вернулась в сад «Аквариум», вновь во главе с труппой его актеров. Тем вечером и в следующие два дня в театрах по всему городу давались специальные представления в пользу солдат; кроме того, сотни добровольцев собирали пожертвования на улицах, в магазинах и ресторанах. Фредерик и Царев лично обходили гостей «Аквариума» с кружкой в руке и несколько раз удостаивались отдельной благодарности в газетных и журнальных репортажах.

Верный сын России не мог сделать больше, чтобы выказать свою преданность. Деятельность Фредерика видели сотни, если не тысячи, москвичей, а знали о ней и того больше, включая самых выдающихся жителей города. Он также решительно вписал себя в традицию благотворительности, которой славились по всей России московские купцы и предприниматели. Никакие мстительные замыслы Серполетти против черного экс-американца не могли пробить броню репутации, которой окружил себя Фредерик.

Свою русскость Фредерик демонстрировал с невероятно точным расчетом по времени; спустя неделю москвичи продемонстрировали вторую непременную личину патриотического запала – ненависть к врагу и паранойю в отношении чужаков. Для многих катастрофическое отступление русских в Галиции не имело других объяснений, кроме саботажа или измены в тылу. В конце мая в городе вспыхнули выступления против немцев, а затем и вообще иностранцев. Были разгромлены сотни магазинов, целые улицы были подожжены. Один испуганный англичанин, по его воспоминаниям, видел, как выталкивали рояли из окон расположенного на четвертом этаже знаменитого музыкального магазина Циммермана на Кузнецком мосту, самой изысканной торговой улице Москвы, и как они с жалобным звоном обрушивались на тротуар, а страницы нотных тетрадей, словно стаи белых птиц, кружились в воздухе. Некоторые погромщики поднялись выше по Тверской улице, что вела к «Аквариуму». Финансовые и социальные последствия мятежей были огромны: ущерб оценивался примерно в 1 миллиард сегодняшних долларов. Были к тому же тяжелые политические последствия: принадлежавшим преимущественно к низшему сословию погромщикам была дана возможность «брать власть» в свои руки и использовать уличное насилие для проявления своего недовольства тем, как правительство ведет войну. Немногие наблюдатели тогда понимали это, но московский «антигерманский» погром был предвестием грядущих, куда более страшных событий.

* * *

К первой годовщине войны пути Фредерика и его приемной родины стали расходиться в разные стороны. Россия потеряла миллион человек убитыми или ранеными и еще миллион – пленными; все указывало на то, что страна была удручающе неподготовленной к столь долгой и масштабной войне. Не умея совладать с историческими событиями, которые он был неспособен понять, а уж тем более взять под контроль, Николай II в сентябре 1915 года уволил главнокомандующего – великого князя Николая, который был не только профессиональным солдатом, но и его дядей. Царь взял командование всеми российскими войсками на себя, хотя и не имел военного опыта. Тем временем попытка Великобритании поддержать Россию путем взятия турецких проливов и открытия пути в Черное море закончилась катастрофой. По иронии судьбы, столь нередкой в то время, героем турецкой обороны на Галлиполи был полковник Мустафа Кемаль, который позже станет спасителем своей страны и вершителем судьбы Фредерика.