Повседневная жизнь Флоренции во времена Данте - Пьер Антонетти Страница 36

Светские праздники, главным из которых был майский праздник, проходили в течение всего года по самым различным поводам: политическим (вступление в должность высших магистратов), религиозным (въезды епископа), военным (возвращение с победой военачальников). Но поводом для праздника могло стать простое желание встретиться с родными и друзьями, чтобы посмеяться и потанцевать в компании. Именно так собирались веселые компании (liete brigate) молодых людей, отпрысков богатых семейств, аристократов или богатых горожан. Не нужно думать, что это были какие-нибудь «танцульки» с участием нескольких десятков приглашенных. Самый известный пример такой «веселой компании» времен Данте дает нам семья Росси д'Ольтрарно: в 1283 году по случаю праздника святого Иоанна Крестителя собрались и провели вместе целых два месяца в квартале Санта Феличита тысяча человек. Одетые в белое, под предводительством «магистра любви» юноши и девушки, украсив головы венками, под музыку проводили дни, а иногда и ночи в играх и пристойных увеселениях, то в залах дворца, то на улице. От богачей не хотели отставать ремесленники, заводившие собственные веселые компании. Одна из них, собравшаяся в простонародном квартале Сан-Фредиано, оставила о себе печальную память. Был майский праздник 1304 года. Организаторам пришла в голову мысль пригласить флорентийцев на мост. «На лодках и гондолах установили балаганы, в которых представляли сцены Ада: одни участники спектакля нарядились ужасными демонами, тогда как другие изображали бестелесные души, подвергавшиеся всевозможным пыткам, а потому оглашавшие место действия невообразимыми воплями и криками, так что получилось зрелище, которое было в равной мере страшно и смотреть, и слушать». ^[89] Желающие поглазеть сбежались в таком количестве, что мост не выдержал и обрушился, увлекая за собой две тысячи зрителей из театрального ада в настоящую преисподнюю.

Гораздо благополучнее прошел праздник в марте 1294 года по случаю встречи во Флоренции юного французского принца Карла-Мартеля Анжуйского, старшего сына Карла II, короля Неаполитанского. Данте участвовал в торжествах и неоднократно вспоминал впоследствии о дружбе, завязавшейся между ним и юным Карлом-Мартелем. «Меня любил ты, — говорит принц поэту, — с нежностью не тщетной» (Рай, VIII, 55).

Однако дух экономии, присущий флорентийцам, был несовместим со столь безумными тратами, и в 1325 году было принято постановление о наказании участников «веселых компаний» численностью более двенадцати человек денежным штрафом.

Постоянными компаньонами патрициев и богатых горожан в этих увеселениях были жонглеры (uomini di corte, giullari) и шуты (buffoni), приезжавшие со всей Италии. Некоторые из них оставили след в литературе, например, Марко Ломбардец, которого Данте упоминает в «Чистилище» (XVI, 46) среди гневливых и который разрешил для него сомнение доктринального порядка. Следует различать жонглеров и шутов. Первые нередко были людьми благовоспитанными и образованными, которых принимали при дворах правителей и ценили за хорошие манеры, литературный или артистический талант и которые могли, как Марко Ломбардец, стать друзьями и советниками сеньоров, дававших им приют. Таким был Чакко, которого Данте поместил в «Ад» (VI, 49 и след.), где он несет наказание за грех чревоугодия, являясь единственным из всех обреченных на адовы муки, «к кому Данте выказывает некоторое сострадание». ^[90] Таков и Гульельмо Борсиере, также помещенный Данте в «Ад» (XVI, 70): как рассказывает Боккаччо, тот получил превосходное воспитание и зарабатывал свой хлеб тем, что мирил друг с другом знатные семейства и устраивал свадьбы, а также «увеселял удрученные сердца приятными и добропорядочными рассказами, побуждая их на добрые дела». ^[91]

Шуты, гистрионы, жонглеры, фокусники, мимы и певцы, исполнявшие фривольные и сатирические песенки, — все эти люди скрашивали долгие вечера знати и богатых горожан. Их небезобидные проделки порой вызывали к ним ненависть. Правители Флоренции старались их держать подальше от дворцов подеста и капитана народа. Эта мера предосторожности диктовалась осознанием угрозы, исходившей от острых на язык жонглеров и шутов, способных, как опасались, поколебать общественный порядок и подорвать авторитет правителей, не без основания подозревавших их в симпатиях к гибеллинам.