Чао, Вьетнам - Эльдар Саттаров Страница 36

Помню, как я проснулся за полночь и посмотрел на часы – не хватало где-то двадцати минут до моего дежурства. Я на цыпочках выбрался в гостиную, где, притулившись под керосиновой лампой, дядя Хой усердно изучал французский перевод «Манифеста коммунистической партии» Маркса и Энгельса.

– Дядя Хой, – сказал я. – У меня из головы не выходит, мне даже снится… Там ведь были и женщины…

– Ну и что? Война не знает различия полов, – пожал он плечами. – К тому же это были проститутки, которые всю жизнь спят с оккупантской солдатней.

– Понятно.

Я кивнул, стараясь придать себе действительно понимающий вид, и пошел на чердак дежурить.

21

На рассвете, когда мои веки начали наливаться свинцовой тяжестью, я заметил в оптический прицел подозрительное шевеление в конце улицы. Мгновенно встряхнувшись, я обвел взглядом всю доступную для обозрения площадь и убедился, что случилось самое худшее. Тут и там виднелись пробковые шлемы передвигавшихся гуськом вооруженных людей, вьетнамцев и французов. Я попытался ухнуть совой, но со сна у меня осипло горло, и ничего не получилось. Тогда я выстрелил в сторону пробковых шлемов и что есть мочи закричал: «Нас окружают! Подъем!!!» Внизу мгновенно зашевелились наши, которые, кто в чем был, немедленно приняли атаку и открыли огонь. Видимо, враг не до конца окружил дом, потому что инициатива сразу перешла в наши руки. Мои точечные выстрелы на поражение достигали цели в хорошем, выгодном соотношении к бесполезной трате пуль врагами. В каждом из этих солдат мне виделся каратель из камбоджийской деревни, участник расправы над семьей кхмерского проводника. Он говорил мне, что, уходя, они не погнушались утащить с собой скромные запасы риса, рассчитанные на семью. Точно так же в районе Тан Тхуан каратели, как правило, не только расстреливали и угоняли в лагеря семьи, заподозренные или облыжно обвиненные в пособничестве коммунистам, но и делили между собой их нехитрое имущество. Так происходило здесь, так происходило во всех пригородах «красного пояса». Отбившись от врага, мы сразу же начали отступать. Помню, когда мы перешли границу города и оказались в чаще, Хой догнал меня, положил руку мне на плечо, и сказал: «Вот теперь подумай и представь себе, что ждет женщин и детей района Тан Тхуан».

Когда мы добрались до базы, нас с Хоем вызвали в землянку к комдиву. Мы застали его нервно расхаживающим вокруг настенной карты окрестностей Сайгона со стаканом горячего крепкого чая в руке. Увидев нас, он кивнул, жестом пригласив садиться на плетеные стулья.

– Как проявил себя братец Туан? – сухо, без лишних предисловий, спросил он у Хоя.

Тот посмотрел на меня и также лаконично ответил:

– В целом хорошо. На высоте.

Комдив удовлетворенно кивнул, подсел к нам за стол и, допив в несколько жадных глотков свой чай, поведал, зачем он нас на самом деле вызвал. Оказалось, что Шланг, обосновавшись в Сайгоне, все-таки вернулся к своим старым привычкам и связям и наладил контрабанду опиума в особо крупных размерах, видимо в целях личного обогащения, хотя он потом и утверждал, что пытался добыть деньги для партии. Как бы там ни было, на этом он попался. Судя по имеющимся данным, французская полиция пока даже не догадывалась о его революционной деятельности и связях с красным подпольем, но сам по себе факт его задержания уже вызывал серьезные опасения на самом верху. По словам комдива Ши Таня, в скорейшем освобождении Шланга был живо заинтересован сам генерал Зиап.

Я отправился к условленному месту на рассвете, на велосипеде. Это было на выезде из города в южном направлении. Отсчитав должное количество мостов, перекрестков и сторожевых башен, я увидел замаячившую вдали фигуру координатора операции. Когда я приблизился, я его узнал – это был дядя Чай из родного триста восьмого батальона! Он сидел на невысоком пригорке и, что-то напевая, надраивал пучком травы длинный острый штык-нож. Приветливо помахав мне, он расплылся в широкой улыбке.

– А вот и наш Мишель, то есть, прости, Туан. Ты, я вижу, стал настоящим снайпером?

– Ну, я стараюсь. Боевое крещение, во всяком случае, уже прошел.

– Да уж понятно, иначе разве прислали бы тебя на такое важное задание, – заметил он и, чуть помолчав, добавил: – Ты вот что: иди, полезай на вышку, – он махнул рукой, указывая на глиняную сторожевую башню за своей спиной. – Там амбразура выходит как раз на дорогу. Как увидишь черный ситроен, стреляй. Можешь стрелять по радиатору, можешь по шинам, но лучше всего было бы попасть в шофера. Короче, твоя задача – остановить автомобиль. А дальше уж наше дело – у меня тут ребята по кустам в засаде…

– Но, дядя Чай, а что мне делать с солдатами марионеток, что сидят в башне?

– Ничего не надо. Нет там никого. Можешь лезть наверх спокойно, – Чай, прищурившись, еще раз сверкнул штыком на солнце и, заметив бурое пятнышко, сорвал новый пучок травы.

Я вскарабкался в башню – там царил прохладный полумрак, были видны следы беспорядочной борьбы, повсюду была раскидана нехитрая утварь. Дальше все шло как по нотам. Шланга должны были перевезти в южный порт Вунг-Тау, где следствие уже две недели не могло отыскать крупную партию его контрабандного опиума, несмотря на тщательный досмотр грузов всех отплывающих судов. Когда из-за поворота показался черный ситроен, он ехал так медленно, что мне не составило труда попасть прямо в грудь водителя. Машина осталась без управления, ее занесло набок, и, выехав за обочину, она перевернулась. Откуда ни возьмись, словно из-под земли вырос Чай с бойцами, которые окружили и просто в упор расстреляли сквозь стекла агентов охранки. Помню, как забавно выглядел дядя Шланг, когда его вытащили из машины. Цепи были у него на руках и на ногах, и ему пришлось прыгать на обеих ногах туда-сюда какое-то время, пока мы не перевернули машину и не отправились восвояси.

22

Всего за несколько лет, с тех пор как коммунисты перешли к вооруженному сопротивлению, Зиап совершил, казалось бы, невозможное. Армия Вьетминя, гибкий и мощный инструмент его непреклонной воли к победе, заняла очень удобные для себя позиции, обложив противника со всех сторон. Всеобщее контрнаступление могло начаться как в Тонкине, так и в Лаосе. Партизанские отряды ежедневно продолжали давить на колониальные власти в Кошиншине, Аннаме и Камбодже. Французское командование теперь уже отлично сознавало, что в любой момент ситуация может взорваться и обернуться тотальной войной на всей территории Индокитая, в то же время не было способно предугадать, где может быть нанесен основной, смертельный удар.

В один прекрасный день командующему французскими силами генералу Наварру доложили о крупномасштабном наступлении дивизий Зиапа в Центральном и Южном Лаосе одновременно. В Аннаме завязалась отчаянная борьба с силами Наварра, выступившими против местных партизан из Ньячанга. Здесь увязли основные силы французов. Воспользовавшись этим, Зиап нанес два стремительных удара в разных концах Индокитая, на вьетнамском Центральном плоскогорье и в Северном Лаосе. Когда Наварр перебросил свои силы туда, ослабив знаменитую линию де Латтра, Зиап одной мощной атакой прорвал ее, освободил часть Тонкинской дельты и перерезал сообщение между Ханоем и Хайфоном.