Строгоновы. 500 лет рода. Выше только цари - Сергей Кузнецов Страница 36

Руинный мост на Строгоновской даче. Акварель Е. Есакова

Известно, что в 1830 году A.C. Пушкин ездил к дальним родственникам В.Д. Новосильцева за подробностями дуэли и не исключено, что под впечателением их рассказов сочинил строки о дуэли Онегина и Ленского.

Другое важное обстоятельство, которое следует здесь привести, — относящаяся к 1820 году история замужества графини Аглаиды Павловны Строгоновой, старшей сестры Ольги. Ее мужем стал Василий Сергеевич Голицын. Хотя он был и князь, с древней родословной, но все же не надеялся на счастье породниться с «большими боярами» вследствие своей бедности, а равно из-за обесценивания своего титула. Выражение «о больших боярах» принадлежит его родственнику К.Я. Булгакову, брат которого Александр при обсуждении события выразился еще более красочно «Голицыных столько на свете, что можно ими вымостить Невский проспект». Разрешение княгини Натальи Петровны было получено не вследствие «поведения» или «добрых правил» Василия — эти качества, конечно, интересовали графиню Софью Владимировну, чьи имущественные дела зять действительно вскоре поправил ^[49] — по моему мнению, «старуху Вольдемар» подкупила, прежде всего, его принадлежность к Голицыным, которых она сама, урожденная Чернышева, высоко ценила (об этом будет рассказано в главах о Марьино).

В 1820 году 12-летняя Ольга должна была осознать роль бабушки в своей судьбе. После истории года, которая в известной степени затмила ужасы петербургского наводнения ноября 1824 года, она должна была сделать вывод о том, что только решительность (в данном случае венчание любой ценой) поможет взломать такую «крепость», как княгиня Наталья Петровна.

На акварели К. Брюллова О. Строгонова, едущая на ослике

Есть все основания полагать, что петербургский свет и, следовательно, графиня Софья Владимировна были осведомлены не только о романе Ольги Строгоновой и Павла Ферзена, но и способе его разрешения, по крайней мере, за целый месяц до развязки. В письме к мужу от 29 мая 1829 года графиня С.А. Бобринская писала: «Роман Ферзена идет большими шагами к похищению и кончится прощением родственников (les parents), а потом <…> „чистым листом“ для виновницы. Базиль предложил себя для этой экспедиции. Девица сама этого пожелала. Она хочет быть похищенной; он не возражает, отъезд семьи в Калугу будет сигналом. Надеюсь, Господь мне простит, не говоря уже о Базиле, что наш дом предназначен для этого бурного (orageux) медового месяца». ^[50]

Базиль — Василий Алексеевич Бобринский, брат мужа Софьи Александровны, служил в том же лейб-гвардии Гусарском полку, что и ротмистр П.Д. Соломирский (1801–1861), который стал третьим соучастником самого скандального события петербургского светского сезона не только 1829 года, но и, вероятно, всей «романтической эпохи». В том же звании были и другие участники: А.П. Ланской (1800–1844), из Кавалергардского полка, и Александр Иванович Бреверн, из лейб-гвардии Конного полка.

Ланской и Соломирский были только свидетелями на венчании. Роль Бреверна — непосредственное участие в побеге — выясняется из дневника A.A. Олениной. 22 августа она записала: «Карьера Ольги Строгоновой кончена. Проявив всю возможную ветреность по отношению к графу Ферзену (худшему представителю этого типа), после тайной переписки и таких же встреч, она приняла решение и заставила (курсив мой. — С.К.) себя похитить 1-го числа июля месяца. Уже довольно давно решилась она на этот беспримерный шаг. Каждый раз, катаясь верхом вместе с сестрами, она пускалась в быстрый галоп и бросала на землю записку, которую подбирал этот господин.

И вот отъезд в Городню решен. Она пишет ему записку, где говорится: „Женитьба или смерть“. Скоро все готово для отъезда в деревню. Вечером она притворяется, что у нее болит голова, выглядит нездоровой и взволнованной, просит разрешения удалиться, выходит в сад. Там ожидает её Бреверн, один из сообщников, сопровождает ^[51] на Черную речку, и они садятся на паром. Выходя, поскольку они очень спешили, Бреверн бросает Ольгу прямо с борта в экипаж, где уже оказывается Ферзен. Они отбывают в Тайцы, там ожидают свидетели: Соломирский-старший и Ланской. Священник согласился венчать лишь с тем условием, что ему заплатят пять тысяч рублей и обеспечат тысячу в год. Обвенчали их только к 5 утра, после чего они отправились в Тайцы, где их ожидала модистка, чтобы прислуживать Ольге. В это время в доме Строгановых горничная, войдя в комнату Ольги и не найдя ее там, сообщила эту новость графине. Бедная мать! Так раскрылся побег. Мать её простила, но Ферзены вернулись только вечером. Ольга решила ехать с мужем на маневры. Ай да баба!..» ^[52]

В российском обществе первых десятилетий XIX века безраздельно задавали тон такие особы, как княгиня Наталья Петровна Голицына, урожденная Чернышева и Екатерина Владимировна Новосильцева, урожденная Орлова, продолжали царить средневековые порядки, которые регламентировали браки и приветствовали дуэли как способы решения вопросов чести. Кроме того, следует обратить внимание на острые конфликты между высшей и остальной частью дворянства, возникавшие в моменты заключения неравных браков.

Хотя происхождение, к примеру, самих Орловых, потомков прощенного стрельца, и Строгоновых, в недавнем прошлом солепромышленников, не являлось безупречным, их фамилии к 1820-м годам превратились в то, что можно определить как «аристократический бренд» — несмотря на сомнительность финансового положения, по крайней мере Строгоновых, породниться с ними являлось честью. Как ни странно, особая «ценность» этого рода диктовалась учреждением в 1817 году нераздельного имения, которое не только гарантировало всем дочерям графа Павла Александровича большое приданое, но и подтверждало национальную значимость фамилии.