PASSIONARIUM. Теория пассионарности и этногенеза. Этногенез и биосфера земли. Конец и вновь начало - Лев Гумилев Страница 35

Пожалуй, именно это право на смерть отличает этнос, находящийся в фазе гомеостатического равновесия со средой, от популяции того или иного вида животных. Смерть этноса – это распад системной целостности, а не поголовное истребление всех особей, в нее входящих. Хотя история сохранила позорные страницы истребления отдельных индейских племен американцами и небольших этносов хуннов – китайцами, но гораздо чаще члены погибшего этноса входят в состав новых, соседних этносов. Поэтому этническая экстерминация – явление скорее социальное, чем биологическое.

Согласно диалектическому материализму смерть – необходимый момент и закономерный результат жизнедеятельности организма. «…Отрицание жизни, – писал Ф. Энгельс, – по существу содержится в самой жизни, так что жизнь всегда мыслится в соотношении со своим необходимым результатом, заключающимся в ней постоянно в зародыше, – смертью» [143, т. 20, с. 610]. Этот универсальный закон диалектики действует и в процессах этногенеза.

Как человек может быть убит в любом возрасте, так и этногенетический процесс может быть оборван в любой фазе. Однако легче оборвать начинающийся этногенез, пока этнос не набрал силу, и завершающийся, когда эта сила уже растрачена. При этом уровень техники и культуры большого значения не имеет, равно как и численность населения. Ирокезы в XV в. создали оригинальную, развивающуюся форму общежития – союз пяти племен, своего рода республику. Нахуа дали начало ацтекам, а государство Монтесумы вряд ли можно считать не развивавшимся с XIV по XVI в. (точнее – с 1325 г., когда был основан Теночтитлан, по 1521 г., когда он был взят Кортесом). Приведенные примеры – примеры процессов этногенеза, оборванных ударами извне в начале своего развития.

Еще нагляднее пример древних евреев. В XV в. до н. э. бродячие племена хабиру вторглись в Палестину и захватили участок территории у Иордана. По уровню техники, методам ведения хозяйства, военным приемам они не отличались от прочих семитских племен Сирии и Аравии и уступали народам Египта и Вавилонии. Но это был народ, интенсивно развивавшийся в этническом плане, и он пережил всех соседей, пока не погиб как этническая общность [17]под короткими мечами римской пехоты. Однако эта гибель совпала, и очевидно не случайно, с этнической дивергенцией самого еврейского народа, когда фарисеи, саддукеи и ессеи перестали ощущать свою общность и начали видеть друг в друге либо отступников и изменников (отношение фарисеев и ессеев к саддукеям), либо дикарей (отношение саддукеев к ессеям, народным массам), либо оторвавшуюся от народа жреческую касту (отношение саддукеев и ессеев к фарисеям). А ведь в отношении уровня культуры евреи в I в. не уступали ни римлянам, ни грекам.

На основании приведенных примеров можно было бы подумать, что именно варварство таит в себе силы, которые при развитии культуры иссякают. Но и эта точка зрения не находит подтверждений в истории. Европейские народы завоевали Африку и Юго-Восточную Азию в XIX в. и создали систему колониальных империй, охватившую в начале XX в. почти всю поверхность суши. В некоторых случаях это можно объяснить превосходством в военной технике, но не всегда. Например, в Индии сипаи были вооружены английским оружием и тем не менее были разбиты англичанами, уступавшими им в численности. Турецкая армия в XVII–XVIII вв. не уступала по качеству оружия русской и австрийской, однако Евгений Савойский и Суворов оказались победителями, несмотря на малочисленность армий и удаленность от баз снабжения. Французы покорили Алжир и Аннам не столько за счет лучших пушек, сколько за счет прославленной храбрости зуавов, применившихся к малой (антипартизанской) войне. И наоборот, итальянцы, располагавшие самым совершенным оружием, проиграли в 1896 г. войну с негусом Менеликом, воины которого были вооружены копьями и кремневыми ружьями, а по древности своей культуры не уступали уроженцам Италии. Вот оно как!

Все перечисленные завоевания были неотделимы от этногенетического процесса Западной Европы, вследствие которого оказалось возможным создание наций и колониальных империй, начавшееся еще при феодализме. Но расширение ареалов европейских этносов закончилось в XX в., и стало ясно, что в истории не только всего мира, но даже самой Западной Европы оно было эпизодом важным, кровавым, героическим и противоречивым, но только эпизодом, а не вершиной эволюции. Крушение колониальных империй, свидетелями которого мы являемся, показывает, что процесс этногенеза прошел фазу расцвета и история приняла прежнее направление – Европа опять вошла в свои географические границы. Следовательно, дело не в уровне техники или культуры, и модель этнического развития следует строить на иных принципах. «Ни один народ, ни одна раса не остаются неизменными. Они непрерывно смешиваются с другими народами и расами и постоянно изменяются. Они могут казаться почти умирающими, а затем вновь воскреснуть как новый народ или как разновидность старого» [155, с. 53].

Однако остается неясным, почему этносы-изоляты теряют способность к сопротивлению враждебному окружению. Согласно концепции А. Тойнби об «ответе» на «вызов», они должны были бы на вызов врага давать мощный ответ, а они либо сдаются, либо разбегаются. Видимо, переход к гомеостазу, позволяющему этносу существовать в изоляции, связан с утратой некоего признака, стимулировавшего резистентность этноса на ранних фазах. Тверды они только в одном – чужих в свою среду не допускают.