Уроки Красного Октября - Игорь Фроянов Страница 34

Чтоб концы своих владений Охранять от нападений, Должен был он содержать Многочисленную рать. Воеводы не дремали, Но никак не успевали: Ждут, бывало, с юга, глядь – Ан с востока лезет рать. Справят здесь, – лихие гости Идут от моря. Со злости Инда плакал царь Дадон, Инда забывал и сон. Что и жизнь в такой тревоге!

Рати «лезли» не только с Юга или Востока, но и с Запада, посягая на свободу и православную веру русского народа. «За последние несколько веков, – говорит А. Дж. Тойнби, – угроза России со стороны Запада, ставшая с XIII века хронической, только усиливалась с развитием на Западе технической революции, и следует признать, что, однажды разразившись, эта революция не проявляет до сих пор никаких признаков спада» ^[354]. Последнее означает, что угроза России со стороны Запада постоянно возрастала и возрастает.

Эта угроза нависла над нашей страной после Октябрьской революции. Она была частично реализована в ходе иностранной интервенции, экономической блокады и политической изоляции, преследующих цель удушения не только советской власти, но и России. Ленин находился в ожидании новой, «завтрашней войны», «подготовляемой буржуазией» ^[355]. Он не знал, как долго капиталистические державы дадут жить России без войны ^[356]. Б. Рассел, беседовавший с Лениным в мае 1920 г., впоследствии рассказывал: «Мир между большевистской Россией и капиталистическими странами, сказал он (Ленин. – И. Ф.), не может быть стабильным; усталость или взаимные раздоры могут принудить страны Антанты к заключению мира, но он убежден, что мир этот будет непродолжительным» ^[357].

В Отчетном докладе XVII съезду партии о работе ЦК ВКП(б), сделанном 26 января 1934 г., И. В. Сталин говорил о международных силах, думающих организовать войну против СССР, чтобы «разбить СССР, поделить его территорию и поживиться за его счет. Ошибочно было бы полагать, что так думают некоторые военные круги в Японии. Нам известно, что такие же планы вынашиваются в кругах политических руководителей некоторых государств Европы» ^[358].

Таким образом, ожидания войны против СССР не покидали советское руководство. Эти ожидания особенно обострились после прихода фашистов к власти в Германии. СССР находился в осаде, ничем в этом смысле не отличаясь от старой России. Скорее, его положение было еще более угрожающим, чем в дореволюционное время.

В условиях опасности нападения извне система социально ориентированного капитализма являлась наиболее оптимальной, позволяя Центру сосредоточить власть, финансы и материальные ресурсы, объединить людей вокруг идеи созидания новой жизни. Благодаря именно этой системе удалось мобилизовать массы и в кратчайший срок индустриализировать страну, что стало спасением для России, находящейся в капиталистическом окружении. Ленин понимал суть проблемы так:

«Спасением для России является не только хороший урожай в крестьянском хозяйстве – этого еще мало – и не только хорошее состояние легкой промышленности, поставляющей крестьянству предметы потребления, – этого тоже еще мало, – нам необходима также тяжелая индустрия» ^[359].

Индустриализация спасла Россию, обеспечив ей (наряду с моральной стойкостью советского народа) победу в войне с гитлеровской Германией – одной из самых кровопролитных и тяжелых войн в российской истории. Недаром знаменитый английский историк А. Дж. Тойнби говорил: «Коммунистическая техническая революция в России предопределила победу над германскими захватчиками во Второй мировой войне…» ^[360] Касаясь политики индустриализации в СССР, он отметил, что в «период с 1928 по 1941 год коммунистический режим попытался сделать для России то, что удалось Петру 230 лет назад» ^[361]. Ученый допустил здесь, на наш взгляд, неточность, ибо «коммунистический режим» не попытался, а сделал то, в чем нуждалась Россия: индустриализировал страну, преодолев ее техническую отсталость. «Коммунистический режим» даже превзошел Петра в том, что большевикам удалось не только поднять Россию в научно-техническом отношении на уровень западного мира, но и вовлечь миллионные массы в творческую созидательную работу, вызвав энтузиазм первых пятилеток ^[362]. Разумеется, имело место и принуждение. Но был также и душевный подъем. При Петре же все делалось «неволею». «Главное, что удалось сделать большевикам, – отмечал Б. Рассел, – это зажечь надежду или, во всяком случае, многократно усилить, донести до широких слоев ту надежду, которая прежде теплилась в сердцах немногих…. Мы лишь поверхностно поймем ситуацию в России, если забудем о надежде, которая является движущей силой всего происходящего».