Вторжение 1944 года. Высадка союзников в Нормандии глазами генерала Третьего рейха - Ганс Шпейдель Страница 34

Фельдмаршал Роммель страдал от полученных им тяжелых ран в результате атаки истребителя 17 июля. В голове у него было множество осколков от снарядов, поврежден глаз, а также имелись переломы скуловых и височных костей. Он долгое время был в коме после сильной контузии. Когда утром 24 июля Роммеля навестил в госпитале ВВС в Бернау начальник его штаба, он уже пришел в сознание. Роммель спросил, как идет сражение на фронте, как войска, а также о событиях 20 июля. Он обсудил политические последствия, которые для него казались неопределенными.

Роммель был переправлен в военный госпиталь Ле-Везине близ Сен-Жермена, когда прорыв у Кана был неизбежен. И хотя подробный доклад был сделан для Верховного командования и германской прессы, не было ни одной газеты или радиопередачи, в которых сообщалось бы о его ранении. Роммель был озабочен тем, чтобы в обществе узнали, что он выбыл из строя с 17 июля, поскольку Гитлер пытался возложить на него ответственность за ухудшение ситуации в Нормандии.

После прорыва у Авранша тремя неделями позднее было опубликовано без указания даты и передано по радио оповещение об автомобильном инциденте с фельдмаршалом Роммелем. Затем снова воцарилось молчание. Напрасно фельдмаршал требовал корректировки версии с инцидентом, которую распространила высшая власть.

Роммель по его собственной просьбе 8 августа был переправлен домой в Герлинген, близ Ульма на Дунае, чтобы о нем могли позаботиться жена и два профессора из Тюбингена, доктор Альбрехт и доктор Шток. Это было верное предписание; в домашнем окружении он выздоравливал с поразительной быстротой.

Начальник штаба в последний раз навестил Роммеля 6 сентября и нашел его явно активным и в хорошем состоянии. Поврежденный левый глаз уже наполовину открывался. Роммель надеялся выздороветь в течение месяца или, по крайней мере, быть способным передвигаться. Начальник штаба проинформировал его о ситуации и о своем собственном отзыве, который в то же время был предупреждением Роммелю. Затем они подробно обсудили мятеж 20 июля. Говоря о Гитлере, фельдмаршал воскликнул: «Этот патологический лжец совсем лишился разума. Он выплеснул свой садизм на участников заговора 20 июля, и это еще не конец!»

Его мучила проблема выхода из быстро развивающихся катастрофических событий, которые обрушились на Германию. Казалось, было мало надежды найти сколь-нибудь приемлемое решение после событий начала лета 1944 года и провала июльского заговора.

Роммель поручил своему начальнику штаба передать письмо генерал-полковнику Гудериану, теперь уже начальнику германского Генерального штаба, к которому тот должен был прибыть с докладом 8 сентября в ставку фюрера. Роммель хотел, чтобы война на Западе была окончена на любых разумных условиях, в то время как Западный вал и Рейн должны были оставаться в руках немцев, а ужасы войны лишь слегка затронуть саму Германию. Все имеющиеся в распоряжении силы должны были быть брошены на Восточный фронт, где приближающаяся зима окажется только на руку русским армиям, что в свете предыдущего опыта дает основание для опасений. Было, как никогда, необходимо устранить Гитлера. Он, Роммель, не спасует перед судьбой. До тех пор, пока в силах, будет готов закрыть собой брешь и взять на себя любую ответственность.

Роммель сказал врачу за неделю до гибели: «Боюсь, что безумец принесет в жертву последнего немца, прежде чем встретит собственную кончину».

Фельдмаршалу неоднократно указывали и сообщали в течение всего года, что за ним наблюдала секретная служба СС, особенно во время его пребывания в Герлингене. Предполагалось, что полиция доложит Гиммлеру уже весной 1944 года о том, что Роммель – пораженец.

Роммель навестил своего старого друга и товарища по полку оберст-лейтенанта резерва Оскара Фарни 13 октября в Дуррене. Роммель сказал: «Мне угрожает серьезная опасность. Гитлер хочет от меня избавиться. Причиной стали мой ультиматум от 15 июля, то, что я всегда открыто и честно излагал свое мнение, события 20 июля и доносы партии и тайной полиции. Если со мной что-нибудь случится, прошу тебя, позаботься о моем сыне».

Когда Фарни возразил, что Гитлер не решится отдать под суд своего самого популярного в армии военачальника, Роммель отвечал: «Вот увидите. Он доведет меня до смерти. Вы – политик и должны понимать этого преступника лучше, чем я. Он не побоится это сделать».

Картина гибели фельдмаршала Роммеля, со слов его жены Люси Марии Роммель и допрошенных свидетелей, такова.

Фельдмаршала вызвали по телефону на «важное совещание в ставке фюрера» 7 октября. Поскольку, по мнению его врачей, Роммелю нельзя было ехать, к нему в Герлинген 14 октября от имени Гитлера прибыли генералы Бургдорф и Майзель.

У Бургдорфа и фельдмаршала состоялся короткий разговор, после которого Роммель вышел к жене и сказал ей голосом, который казался потусторонним: «Я умру через четверть часа. Гитлер оставил мне выбор – принять яд или предстать перед «народным судом».

Генерал Бургдорф объяснил Роммелю, что тот привлечен к даче свидетельских показаний по делам арестованных и осужденных как участники мятежа 20 июля. Его самого даже подозревали в намерении стать главой государства в случае успеха мятежа. До сих пор не ясно, какой была реакция фельдмаршала перед лицом подобных обвинений, которые он отверг. После этого совещания Роммель простился с семьей и со своим адъютантом, капитаном Альдингером, и покинул дом в сопровождении обоих генералов. Участок, где располагался дом, и все дороги, ведущие из Герлингена, тем временем были взяты под контроль эсэсовцами, а вдоль них расставлены пулеметы. Роммеля увезли в машине, которую вел эсэсовец. Вскоре два генерала доставили его тело в госпиталь армейского резерва при школе Вагнера в Ульме.

Генерал Бургдорф запретил доктору Мейеру, главному врачу госпиталя, производить вскрытие. «Не трогайте тела, – сказал он, – все уже согласовано в Берлине».

Они сказали жене Роммеля, что фельдмаршал умер от эмболии (закупорки кровеносного сосуда). На лице мертвого фельдмаршала осталось выражение высочайшей степени презрения.

Какой бы ни была причина этой шекспировской кончины, из показаний фельдмаршала Кейтеля очевидно, что Бургдорф получил прямые указания от Гитлера и что на версии об эмболии Гитлер продолжал настаивать даже перед близкими соратниками Герингом, Дёницем и Йодлем.

В телеграмме, направленной в группу армий «Б», говорилось: «Фельдмаршал Роммель погиб в автомобильной аварии». Если этот смертный приговор, подобно истории с Сократом, был исполнен его собственной рукой – хотя он и говорил госпоже Фарни 13 октября: «Если со мной все-таки что-нибудь случится, не верьте, что я сам наложил на себя руки», Роммель считал бы его и как принесение в жертву, и как обращение к совести германского народа. Гитлер, стараясь замаскировать содеянное им и замести следы, отдал распоряжение о гражданской панихиде в здании мэрии Ульма, что стало беспрецедентным в истории политическим надругательством над умершим. Ни он сам, ни какой-либо другой персонаж из высших чинов партийной иерархии не появились на заупокойной службе. Только шеф безопасности рейха доктор Кальтенбруннер лично присутствовал на церемонии. Советник доктор Берндт из министерства пропаганды рейха сказал фрау Роммель: «Рейхсфюрер СС не причастен. Он глубоко сочувствует».