Всеобщая история стран и народов мира - Оскар Йегер Страница 34

Римская своеобразность

Но как глубоко ни проникало в римскую жизнь греческое влияние, оно все же не касалось внутреннего существа римской народности. И в порывах радостного чувства, и в минуты серьезного, сосредоточенного созерцания римляне проявлялись совсем иначе, нежели греки. На форуме не слышно было оживленного говора, не видно было возбуждения и быстрой жестикуляции, как на эллинских рынках, на народных собраниях, даже там, где не принималось никаких решений, имеющих законную силу, а речь шла только о домашних делах, председательствовал непременно чиновник, который один только и мог руководить обсуждением поднимаемых на собрании вопросов, и ни тот, кому он дает слово, ни слушатели не предаются сильному волнению. В законодательных собраниях, в комициях, ни о чем не спорят, а только подают голоса – отвечают на вопросы, которые ставит председатель власти, консул, претор, трибун, и ставит ясно и определенно: «Хотите ли и приказываете ли, квириты?» Дело в том, что этот представитель власти накануне ночью совещался в Капитолии с авгуром, и авгур, по его желанию делавший наблюдения над полетом птиц, удостоверил его, что со стороны богов не встречается препятствий к выполнению важного дела, задуманного на завтра. Этот римский народ, который во всем привык опираться на надежный авторитет, еще очень твердо придерживается своей религии, хотя служение богам, и общественное, и домашнее, представляется чисто внешним, обрядовым. Если сенатор возвращается с заседания или приезжает с выборов в свое имение, то, вступив в атриум своего дома, он прежде всего идет к тому углу, где стоит небольшое изваяние домашнего божества (lar familiaris), и кланяется ему; точно так же и дневная работа, и простая обыденная трапеза начинается с того, что ларам возносится курение или в честь их на огонь очага бросают щепотку соли или горсточку муки.

Праздников, т. е. дней, посвященных служению богам, было еще немного, и они еще редко прерывали строго распределенную работу. Воля отца преобладает безусловно, и рядом с отцом в своем особом круге деятельности и мать пользуется почтением, т. к. положение женщины еще не поколеблено каким бы то ни было влиянием греческой испорченности нравов. Взаимные отношения супругов между собой и детей к родителям подчинены известным правилам, известному церемониалу твердо установленных форм, которые римский народ вносит всюду.

Таким образом, серьезное отношение к работе, спокойное послушание являются в этом народе как бы прирожденными или воспитанием привитыми качествами, и это воспитание заканчивается в военном лагере обязательной воинской службой, через которую пролегает путь к государственным почестям и которая придает свой особый отпечаток даже жизни самого простого смертного. Без всякого ропота подчиняется римлянин государственной власти, и в противоположность грекам, он с глубоким уважением взирает на представителей власти – чиновников. Строгий полицейский надзор обуздывает все проявления обыденной жизни и зорко следит за проникающими в Рим греческими искусствами. Уже законы 12 таблиц запрещают смехотворные и волшебные песни и многое другое, т. к. на римской почве все определенно и ничто не предоставляется на произвол судьбы. В 275 г. до н. э. Публий Корнелий Руфин подвергается взысканию и вычеркивается из сенаторского списка за то, что он обладал серебряным сервизом, а это по древнеримским понятиям превышало меру дозволенной роскоши. Несмотря на подобные строгости, благосостояние народа все же, видимо, возрастает, хозяйство начинает приобретать значительные размеры, внутренняя торговля Италии поднимается точно так же, как и городские ремесла, которыми занимается множество рабов и вольноотпущенников. Во всей Италии уже совершился переход от обмена к денежному обращению.

Государственная система

Римское государственное устройство в существеннейших своих чертах уже было закончено. Немного позднее рассматриваемого времени один из именитых государственных римских людей, хваля это устройство, говорит о нем, что «оно не было делом одного законодателя, какого-нибудь Миноса или Солона, а скорее делом многих поколений и медленно назревающего опыта». Из трех элементов – демократического, монархического и аристократического, о которых греческие теоретики справедливо говорят, что эти элементы в разумном смешении дают главную суть хорошего государственного устройства, демократический элемент, на первый взгляд, как бы преобладал в Риме. Это можно заключить из того, что каждый совершеннолетний гражданин имел право избирательного голоса и доступ к почетным должностям, и в комициях все голоса были равны, по крайней мере в комициях по трибам, т. е. собраниях по месту жительства, в силу принадлежности по рождению к одной из 35 триб. Из двух других форм подачи голосов наиболее благоприятная для патрициата подача голосов по куриям утратила всякое значение, а подача голосов по центуриям, в которой имущественный ценз давал большие преимущества, уже близилась к преобразованию в демократическом смысле и, более того, по отношению к внутренним вопросам положительно уступала место демократическим комициям по трибам. Во всяком случае, и самый ничтожный из граждан участвовал в избрании высоких сановников и мог себе сказать, что у него для защиты от этих сановников есть свой сословный сановник, трибун его общины. Таким образом, каждому римскому гражданину было вполне присуще сознание того, что он свободен и составляет часть правящей народной общины, и это сознание особенно возросло с той поры, как римский гражданин по отношению к союзникам и подданным Рима увидел себя членом господствующего народа, привилегированной части населения Италии. Так, например, право обращения ко всему народу по поводу каждого произнесенного должностным лицом приговора (провокация) тем более способствовало подъему его демократического сознания, что он пользовался этим правом наравне с самыми знатными и богатыми согражданами, между тем как и самый выдающийся из союзников этим правом не пользовался.

Своеобразие римской политической жизни

Но, несмотря на все это кажущееся преобладание, демократический элемент не был особенно силен. Так, например, трибунство с течением времени обратилось в орудие именитых плебеев, плебейской аристократии, которая имела гораздо больше общих интересов с патрицианской аристократией, чем со своими менее зажиточными собратьями. В сущности же монархическое начало осталось в римском государстве не нарушенным, если под этим разуметь силу правительства, единство и настойчивость исполнительной власти. Это начало яснее всего высказывалось в том полновластии, которое народ вручал своим чиновникам. Большой политический смысл народа доказывается именно тем, что он допустил временные восстановления монархической власти в виде диктатуры, да и вообще все должностные лица в Риме в течение их должностного года были в своей законной сфере до такой степени независимыми, как ни в каком ином государстве. Смещение сановника в течение его служебного (должностного) года было немыслимо, а вынужденное, вследствие морального давления, насильственное удаление его было величайшей редкостью, т. к. от всякого злоупотребления служебной властью оберегал своеобразный принцип коллегиальности: то, что один из консулов, преторов, цензоров всегда мог парализовать деятельность своего товарища, сделав противоположное его мероприятиям распоряжение (каждый из них обладал полным и нераздельным правом по своей должности). К ответственности каждый чиновник мог быть привлечен не раньше, чем после окончания его должностного года. То высокое положение, которым пользовались в Риме все должностные лица, наглядно выражалось и внешними признаками отличия: при появлении их в народе у всех высших чиновников одежда была обшита пурпурной каймой по краям (toga ргаеtexta), консулы же во всех торжественных случаях являлись в пурпурной одежде.