Луначарский - Юрий Борев Страница 31

Раздались аплодисменты и послышались выкрики:

— Объявим саботаж!

— Не будем с ними сотрудничать!

— Придут большевики, а в министерстве — пусто!

Луначарского и его спутников, приняв за своих, чиновники стали уговаривать не входить в министерство и присоединиться к бойкоту большевиков.

— А мы, господа, и есть большевики! — ответил Луначарский.

После минутного замешательства раздались свист, улюлюканье и гневные выкрики. Однако группа партийцев, «брошенных» на трудный и ответственный участок, не отступила. Им предстояло налаживать работу наркомата, и они вошли в здание.

В кабинетах — пустота, бумаги валяются на столах и на полу. Однако кое-кто в министерстве все же оказался: курьеры, уборщицы и даже один старый чиновник, который представился как Евтихиан Псоич.

Луначарский попросил созвать всех, кто остался в министерстве. Перед немногочисленной аудиторией нарком произнес речь, в которой подчеркнул важность исторического момента и обреченность саботажа мероприятий новой народной власти. Он развернул широкую программу действий организуемого здесь Наркомата просвещения и указал на огромный объем предстоящей работы и важность задач, стоящих перед просвещенцами, призвал всех работников проявлять инициативу и активно участвовать в строительстве революционной культуры.

На следующий день, когда Луначарский и его сотрудники пришли в министерство, они нашли все двери наглухо заколоченными. Сторож и швейцар по наущению высших чиновников прежнего министерства закрыли здание.

Луначарский написал записку-воззвание: «Товарищ швейцар и товарищ сторож! Вы, сыны трудового народа, должны приветствовать Советскую власть, а не сопротивляться ей! Ключи прошу сдать по адресу: Смольный, комната № 31, комендатура». Записка была прикреплена к двери.

Три дня работал Луначарский и его сотрудники то в Зимнем дворце, то в Смольном, пока сторож не принес и не сдал в комендатуру Смольного ключи. Луначарскому их передали во время заседания Совнаркома.

Анатолий Васильевич слушал ораторов, разложив на коленях бумаги, быстро просматривал их и урывками что-то писал. В зал заседаний вошел комендант Смольного П. Г. Мальков. Он поискал глазами Луначарского, подошел к нему, передал ключи от здания бывшего Министерства образования и, нагнувшись, шепотом спросил:

— А сторожа арестовать за саботаж?

— Нет, нет! Ни в коем случае! Он выполнял указания своих прежних начальников, а теперь сам принес ключи…

За кулисами жанра: факты, слухи, ассоциации

В помещении банка на полу валялись кресла. Они хранили память об испугавшихся и бежавших отсюда людях. Столы хранили пыль. В пыли лежали огромные толстые гроссбухи. Их добротная довоенная бумага служила топливом для буржуек. На остатках этой бумаги Всеволод Иванов позже напишет «Партизанские повести», Федин — «Города и годы», Николай Тихонов — первые стихи, Александр Грин — рассказы.

* * *

Бунин называл Бальмонта рыжей хризантемой. Находясь в эмиграции, он написал в соавторстве с Вячеславом Ивановым гимн «Боже, спаси жизнь на Руси».

* * *

Сомерсет Моэм был послан английской разведкой в Россию, чтобы удержать ее от выхода из войны. Не удержал. Когда пришли к власти большевики, страшно испугался красного террора. Дзержинский приводил его в ужас, и он вскоре бежал на родину.

* * *

Многие деятели русской культуры в первые годы после Октября, в годы Гражданской войны уехали в путешествие за ностальгией — в добровольную или принудительную эмиграцию.

Ремизов, покидая Россию, сказал о тогда еще никому не известном молодом писателе: «Берегите Зощенко. Он — современный Гоголь».

* * *

Сологуб собрался в эмиграцию, оформил бумаги, получил разрешение, и в это время его жена бросилась с Тучкова моста в Неву. Сологуб затосковал. Пасмурные дни доставляли ему страдание, и он говорил: «Я умру от декабрита».

* * *

Уезжая из России, Вячеслав Иванов сказал друзьям: «Еду умирать в Рим».

* * *

В эмиграции в Германии Андрей Белый понял, что не сможет жить без русского языка, и вернулся в Россию.

* * *

Пантелеймон Набоков, дядя поэта Платона Набокова и родственник писателя Владимира Набокова, любил и знал творчество Достоевского. В 1920-х годах за изучение Достоевского могли дать срок, и он от постоянного страха тронулся умом. Он нищенствовал, ходил в галошах на босу ногу и умер в бедности на Украине.