Пагубные страсти населения Петрограда–Ленинграда в 1920-е годы. Обаяние порока - Светлана Ульянова Страница 24

Авторы антирелигиозных статей к пьянству и религии иногда добавляли и половую распущенность как неотъемлемую составляющую девиантных досуговых практик верующих: «Еще вопрос: ушли, изжились ли сексуально-алкогольные оргии культа Дионисия и других бого-сынов в христианском культе и, в частности, в православной церкви? Никуда не ушли, остались. Мы не говорим уже о разных сектах с их богородицами, христами, радениями и прочим, вроде хлыстовской секты. В самом православии так называемые народные обычаи во время больших церковных праздников с обязательным обжорством и пьянством, что такое как не алкогольная оргия? Освященное церковью распутное чревоугодие? А тот, кому доводилось бывать в монастырях, при монастырских праздниках с ярмаркой и гульбой (др. — слав. гульбище, оргия), знает, что эти праздники сопровождаются и большим, чем поголовное пьянство, нося характер полового распутства в монастырских кельях и рощах» ^[162].

Антирелигиозная пропаганда утверждала, что именно через алкоголь церковь помогала помещикам и капиталистам контролировать народ: «„Вино веселит сердце человека“, — гласит „священное писание“. Праздник, свадьба, крестины, похороны без водки, без мертвецки пьяных гостей считаются позором. <…> В водке труженики топили горе и нужду. <…> „Святые“ праздничные приметы и „календарь“ — глупейший и вреднейший предрассудок, но зато благодарный повод для пьянства — выгодное, полезное дело попу, кабатчику, кулаку, фабриканту, барину» ^[163].

Спаивание народа наряду с его одурманиванием лицемерными религиозными сказками представлялось советскими пропагандистами одним из столпов успеха в борьбе с народным движением: «В алкоголе, так же как и в религии, „рабы капитала топят свой человеческий образ“, — топят свои требования на сколько-нибудь достойную человеческую жизнь.

Пьяный раб не помнит зла к своим вековечным врагам и угнетателям. Вот почему эксплуататоры чувствуют себя спокойно, когда видят, что рабочие травят себя алкоголем.

Если бы рабочий не дурманил себе „сивухой“ голову, он скопил бы в ней много всяких мыслей, опасных для режима капиталистических насильников.

Таким образом, водка, так же как и религия, в руках паразитов всегда была опорой и защитой их гнусного, грабительского строя, стремившегося к тому, чтобы весь досуг рабочего был занят самоодурманиванием и самоопьянением, в духовном и физическом смысле слова» ^[164].

Самая известная пропагандистская статья, где раскрывается мысль о разрушительном воздействии религии и алкоголя на классовое сознание, — это, разумеется, статья Л. Троцкого «Водка, церковь и кинематограф», опубликованная 12 июля 1923 г. в «Правде». Полагая, что религия и пьянство — это лишь досуг, развлечение, повседневная привычка, Л. Троцкий противопоставляет им кинематограф: «Кинематограф соперничает не только с кабаком, но также и с церковью. И это соперничество может стать для церкви роковым, если отделение церкви от социалистического государства мы дополним соединением социалистического государства с кинематографом» ^[165].

Превращение веры в девиацию являлось принципиально важным в борьбе с религиозностью, особенно бытовой. Во многом именно эту задачу были призваны выполнять «комсомольские пасхи» и т. п. пародии на религиозные праздники. Стоит отметить, что поверхностная переделка церковных праздников на советские нравилась далеко не всем идеологам атеизма. Некоторые из них полагали, что это лишь оскорбляет чувства верующих, не принося пользы пропаганде. В письме ЦК РКП(б) 1923 г. «Об антирелигиозной кампании во время „пасхи“» говорилось о том, что необходимо «принять все меры к недопущению оскорбления религиозных чувств, перенести центр тяжести работы на научное объяснение происхождения религиозных праздников» ^[166]. Действительно, иногда деятельность пропагандистов на местах была настолько агрессивной, что вряд ли могла добиться своих целей.

В алкоголе активисты антирелигиозного движения нашли мощного союзника. Им даже не надо было ничего придумывать — связь православных религиозных праздников с жутким по своему масштабу пьянством была очевидна и всем хорошо известна. Оставалось только подать это правильным способом. Провозглашенная властью борьба с алкоголизмом (по сути своей, мера правильная и нужная) позволяла нанести удар и по церкви. Приравнивание пьянства к религиозным обрядам означало попытку девальвации культурного и социального значения последней, превращение ее в девиацию. Впоследствии, когда государство из экономических соображений стало лояльней относиться к алкоголю, продажи которого приносили столь необходимые средства, акцент делался на трудовой дисциплине. Реально существовавшая проблема «похмельных» прогулов в дни после церковных праздников преподносилась как мракобесный удар по индустриализации, а успех последней отныне зависел от успешности борьбы с религиозными предрассудками.

Стоит при этом отметить, что борьбу с подобными традициями поддерживали не только воинствующие безбожники, но и некоторые специалисты, переживавшие за спаивание народа. В частности, о вреде церковных праздников с сопровождающим их пьянством писал активно боровшийся с алкоголизмом В.М. Бехтерев. Описывая совершенное в Рождество напившимся человеком убийство, он замечал: «7 января — не для всех людей будний день. Для известной части православных, придерживающихся старого стиля, этот день — праздник, этот день — рождество Христово. Как не зарубить хоть одного человека в такой знаменательный и радостный день?» ^[167].

Листок рабкора. 1924. 24 декабря. С. 4

Особый акцент делался на финансовых потерях, связанных с церковными праздниками. Власть понимала, что беда церкви состоит не только в ее оппозиционности власти, но и в том, что она является конкурентом в борьбе за деньги населения: «Религиозные праздники неразрывно связаны с поголовным пьянством. Одно другое дополняет. Убытки, приносимые <…> такими праздниками, огромны» ^[168].