Кубинский кризис. Хроника подводной войны - Питер Хухтхаузен Страница 22

Контр-адмирал Дмитрий Рыбалко

Борт плавбазы ПЛ «Леонид Галкин»

Баренцево море, 150 км к северо-востоку от Полярного

Какой же бардак, думал Рыбалко, вспоминая два последних сумбурных дня, когда Северный флот напрягал все силы, готовя к выходу в море четыре ударные дизельные лодки дальнего действия. Что за флот у нас, спрашивал он самого себя и задумывался над этим. Даже в разгар войны дела были лучше, по крайней мере, для выхода в море имелись подготовленные экипажи. Действительно, с флотом что-то было не так, и он подумал, что знает, что же именно не так. Вся система была сплошным обманом, враньем и надувательством. Рыбалко вспомнил проведенную в последнюю минуту смену командования в его бригаде ударных лодок, которая направлялась сейчас в Мариэль на Кубе. Несмотря на всю важность подготовки лодок к походу, командир 69-й бригады оказался в госпитале в Североморске с диагнозом «нервный срыв» всего за несколько дней до их убытия.

В телефонном разговоре с Главкомом ВМФ Горшковым, который был достаточно крут, Рыбалко был вынужден согласиться с кандидатурой Агафонова на должность командира бригады, а потом пробивать его назначение через все инстанции — т. е. штаб СФ, политический отдел Комиссии по ВМФ при ЦК КПСС, Управление кадров Генерального штаба и, напоследок, жену самого кандидата на должность! По старой традиции при назначении на вышестоящую должность кандидат должен был получить устное согласие своей жены на занятие этой должности. Агафонов получил «добро» во всей этой цепочке, а Рыбалко подумал, что бы ему пришлось делать, если бы жена Агафонова сказала «нет». Такого никогда не случалось, да и внимания на эту древнюю традицию обращали мало. Тем не менее это стоило ему двух драгоценных дней работы в самый напряженный период подготовки к отходу лодок. Он сощурился от шквалистого ветра, пришедшего вместе со штормом начала октября; несколько порывов хлестанули по козырьку рубки. Рыбалко обернулся и увидел офицера, стоящего рядом с ним на ветру.

— Товарищ адмирал, доклад о полуденном местонахождении, — молодой старший лейтенант протянул ему мокрый лист бумаги.

— Как же я буду читать, ведь бумага размокла?

— Виноват, товарищ адмирал, я дам другой экземпляр. — Молодой офицер повернулся, чтобы уйти в рубку. Адмирал только тогда получит от меня сухой экземпляр, размышлял про себя офицер, когда не будет торчать на этом чертовом дожде, Рыбалко поймал его за руку.

— Ладно, давайте, у вас ведь есть и другие обязанности, — Он взял пропитанную водой бумагу у молодого офицера. — Как далеко мы находимся от точки «Сарыч»? — Адмирал улыбнулся и подумал о напряжении последних дней, выбившем из колеи молодого офицера.

— Товарищ адмирал, точка «ЩЩ» лежит на пеленге 268 градусов на дальности 50 миль. На этой скорости, если погода не изменится, мы будем там в пятнадцать тридцать. — На борту корабля время отсчитывали по московскому времени, несмотря на то что они уже ушли от него на запад на два часовых пояса.

— Очень хорошо, товарищ штурман, следите, чтобы меня информировали о любом изменении в расчетном времени прибытия в эту точку; мы должны встретить там еще четыре лодки «Проекта 611», которые идут с базы южнее Гаджиево. — Дополнительные лодки должны были идти в составе группы только до Нордкапа, маскируя тем самым убытие 69-й бригады ударных ПЛ и внося некоторую путаницу в игру. Других боеготовых лодок «Проекта 641» не было, и поэтому были привлечены четыре лодки «Проекта 611», с тем чтобы заставить американцев считать, если те обнаружат лодки, что в основной группе больше лодок, чем на самом деле. Какая позорно малая сила, пробормотал Рыбалко про себя. Помощник штурмана откозырял и повернулся так, что вода брызнула вниз с его дождевика. Он вернулся в рубку, забыв придержать дверь, которая захлопнулась за ним с громким клацаньем.

Рыбалко наблюдал за тремя древними эсминцами класса «Скорый», которые сопровождали особую ударную группу, шедшую на запад через Баренцево море. У Нордкапа эсминцы их покинут, потому что не обладают ни дальностью плавания, ни выучкой экипажа, чтобы сопровождать до конца маршрута бригаду подводных лодок. Какая позорная ситуация, думал он. Флот открытого моря, детище нового стратегического мышления Главного штаба ВМФ, реальный флот, а они не смогли наскрести даже полновесной бригады дизельных лодок для важного похода! Вдобавок к этим нерадостным мыслям он вспомнил о том, что загрузка ядерных торпед в Полярном прошла не совсем гладко. Из-за плохой подгонки створок люка погрузки торпед они слишком долго загружали одну из торпед с тактической ядерной боеголовкой. Его это тревожило, поскольку на всех четырех лодках не было ни одного человека, обученного применению таких торпед, и если когда-либо придется выпустить рыбку с ядерной БЧ, то вместе с надводными целями погибнет и сама лодка. Но он надеялся и верил, что до этого никогда дело не дойдет. Все четыре командира подводных лодок были серьезно встревожены наличием на борту их лодок атомных боеголовок, обращаться с которыми их не научили, хотя все, кто только мог, заверили командиров, что офицеры, сопровождающие торпеды, прошли подготовку по безопасности ядерных боеприпасов и сделают все возможное, чтобы с этим оружием ничего дурного не произошло.

В любом случае нелепое упрямство в выполнении очередного дурацкого приказа бригаде получить форму цвета хаки, рубашки с короткими рукавами и шорты, задержало их выход из бухты Сайда на шесть часов, потому что коробки с формой доставлялись самолетом из Москвы. Лучше бы им дали больше «канадок» — теплых курток времен Второй мировой войны, названных так после того, как несколько торговых судов под канадским флагом прорвались в советские порты через немецкие заслоны; трюмы этих судов были забиты превосходными куртками. Подводники первыми примерили куртки и нашли, что они гораздо лучше любой теплой одежды отечественного производства. Сейчас такие куртки имелись примерно у половины офицеров и мичманов бригады.

Рыбалко подошел к двери рубки, открыл ее и невольно улыбнулся при виде вахтенных мостика, застывших по стойке «смирно».

— Адмирал на мостике.

Он захлопнул дверь и крупными шагами прошел в уголок с картами, где помощник штурмана, сгорбившись, работал с картами, все еще исходя влагой от похода под дождь и ветер с полуденным докладом о местонахождении.

— Что там с погодой, товарищ штурман? — Он спросил это более мягким тоном, чем тогда, на мостике, при ревущем ветре.

— Ждем улучшения, товарищ адмирал. Ветер должен изменить направление на южное и ослабнуть через несколько часов, ясный фронт ожидается ко времени нашего прибытия в точку «ЩЩ», видимость тоже должна улучшиться, — штурман улыбался, словно хороший доклад о погоде мог каким-то образом улучшить расположение духа его начальника.

3 октября 1962 г.

Капитан 2 ранга Алексей Дубивко,

командир ПЛ «Б-36»

В северной Атлантике, курсом на юг

Алексей Дубивко был энергичным командиром, и, когда в августе в Полярном ему впервые сказали о походе, воспринял эту новость с энтузиазмом. Он теребил офицеров и матросов срочной службы «Б-36» до тех пор, пока лодка не стала одной из самых боеготовых лодок на Северном флоте и не получила высшие оценки на всех боевых и технических проверках, и только в категории «готовность оружия» была обойдена лодкой «Б-130» Шумкова. Шумков имел особый опыт по применению оружия, что позволило ему, хоть и не намного, но обойти великолепную во всех других отношениях лодку «Б-36» его приятеля Дубивко.