Загадки истории. Злодеи и жертвы Французской революции - Алексей Толпыго Страница 15

Вот тогда-то членом этого Комитета становится Робеспьер. Это произошло 27 июля 1793 года; любопытно отметить, что если считать по республиканскому календарю (которого тогда еще не существовало), то это было 9 термидора I года Республики.

Робеспьер (кстати, как и Мирабо) ни разу до этого момента не занимал никаких высоких должностей. Но Мирабо всю свою короткую политическую карьеру рвался к власти, но не смог ее добиться. Робеспьера во власть «втолкнули» почти что насильно (когда его пригласили в Комитет в первый раз, он отказался).

Во время революции очень опасно слишком рано занять видный пост, да и вообще оказаться уж слишком на виду. Как сказал великий оратор жирондистов Верньо, «революция – это Сатурн, пожирающий собственных детей». Если расшифровать эту красивую метафору в политических терминах, то смысл ее таков: во время революции легко взлететь к славе, но почти невозможно удержаться на вершине. Народ ищет очередного чудотворца, а увидев, что таковой не способен совершать чудеса и сразу наладить все как следует, низвергает его, чтобы восславить другого. Французская революция дает множество тому примеров: в ее начале вся страна верила в «доброго короля», которого возненавидела потом; восторгалась герцогом Орлеанским; быстро возносились к невероятной популярности Лафайет, Мунье, принимавший знаменитую клятву депутатов в июне 1793, Верньо… И где они в 1793-м? Лафайет – беглец, в австрийской тюрьме; герцог Орлеанский и Верньо в тюрьме и ждут казни, Мунье повезло больше – он всего лишь в эмиграции.

Так падают герои толпы один за другим – пока наконец не придет такая власть, которая сожмет горло мятежной толпе еще жестче, чем старая. Ее-то уж никто не посмеет упрекнуть ни в чем – пока она не рухнет сама.

Но летом 1793-го необходим был его авторитет, чтобы укрепить власть. И Робеспьера, принесшего Комитету полную поддержку могущественного якобинского клуба, нельзя назвать руководителем Комитета (не было в нем определенного руководителя), но он – самый авторитетный из его членов.

И оказывается, что Робеспьеру и Комитету общественного спасения удалось – хотя и ужасной ценой – решить ту задачу, которая оказалась не под силу Мирабо: переломить ход событий. До весны 1794 года Франция катилась в сторону хаоса, начиная с этого момента идет восстановление порядка. Другой вопрос – какими средствами и каков этот порядок.

Народ требует террора. 5 сентября 1793 года именно с таким требованием вышли на улицы парижане: «Поставить Террор на порядок дня!»

10 октября 1793 года Конвент принял закон Сен-Жюста «о революционном правительстве», таким правительством стал Комитет общественного спасения.

А 4 декабря (14 фримера II года) Конвент по предложению Бийо принимает знаменитый «временный» закон – конституцию террора.

Замечательно то, что «временные» законы часто живут дольше, чем им полагалось – дольше, чем те, которые пишутся «навечно». Конституция 1791 года писалась на столетия, ее пересмотр допускался законом не ранее чем через 10 лет, то бишь в 1801 году… К этому году во Франции сменились еще три конституции, а о системах правления уж и не говорю. Конституция – 1791 просуществовала один год. Закон 14 фримера задумывался как временный, и действительно он существовал недолго. Но следы его видны во французском законодательстве… да, пожалуй, и по сей день.

Дело тут не в иронии истории. «Временный» закон, в отличие от всевозможных Деклараций и Конституций, соответствовал не тому идеалу, к которому (все еще!) искренне стремились депутаты – он соответствовал реальным требованиям Конвента, то есть жизни.

Конституции всегда принимаются более или менее идеализированные. «Времянки» строятся в соответствии с требованиями реального положения дел. И оказываются долговечнее.

Через несколько недель, на Рождество 1793 года (5 нивоза), Робеспьер в своей речи развивает философию диктатуры – первая философия диктатуры в новейшее время. Само собой разумеется, что для Робеспьера диктатура – мера временная, вообще говоря, нежелательная, но… необходимая.

А тем временем раскручивается маховик казней.

16 октября была казнена Мария Антуанетта. А через пару дней пришло известие о победе при Ваттиньи. Народ доволен: ясно, что всему вредили изменники, а теперь, при терроре, их приструнили и дела пошли на лад.

За королевой на эшафот следуют жирондисты. Казнен Мальзерб, тот министр Людовика XVI, который 20 лет назад старался (не вполне удачно) помочь молодому Мирабо. Во время процесса короля он сам вызвался защищать его на суде. Король сказал ему: «Вы не спасете меня и погубите себя». Так оно и случилось. Отправляясь на гильотину, во дворе тюрьмы он споткнулся о камень и посетовал: «Дурное предзнаменование. Римлянин на моем месте вернулся бы».

15 ноября казнен Гушар, победитель англичан при Гондохуте, первый генерал из плебеев, обвинение – снисходительность по отношению к врагу. А через полгода будет принят декрет: англичан и ганноверцев, как военных преступников, не брать в плен.