Е. П. Блаватская. История удивительной жизни - Сильвия Крэнстон Страница 14
Е. П. Блаватская. История удивительной жизни - Сильвия Крэнстон читать онлайн бесплатно
Этот термин, некогда связанный со славой и отличием, со временем приобрёл искажённое значение, далёкое от первоначального. Когда-то он внушал почёт и уважение, обозначая человека знающего и мудрого. Теперь же он превратился в эпитет, описывающий мошенника и обманщика; другими словами, шарлатана или того, кто «продал душу дьяволу» применяет свои знания во зло, в низких и опасных целях – согласно учениям духовенства… Это слово производное от магх, мах или маха – что в переводе с санскрита означает «великий», то есть человек, обладающий эзотерическими знаниями.
Е. П. Блаватская добавляет, что в латыни есть слово Magi – «волхв», известное всем из истории рождения Христа, в которой три мудреца, или волхва, увидели Вифлеемскую звезду [100].
Блаватская определяет белую или благотворную магию как «божественную магию, которой не свойственно себялюбие, жажда власти, почестей или наживы, которая используется только во благо всего мира в целом и своего ближнего в частности. Малейшая попытка использовать собственные сверхъестественные силы для удовлетворения своих желаний превращает их в чернокнижие или чёрную магию».
Термины белая и чёрная магия, разумеется, никак не связаны с цветом кожи. В статье Е. П. Блаватской «Практический оккультизм», напечатанной в теософском журнале «Люцифер» в 1888 г., говорится: «От одного лишь внутреннего побуждения зависит, станет применение сверхъестественных сил чёрной, опасной или же белой, благотворной магией».
В словаре сообщается, что слово оккультный происходит от латинского occultus – «скрытый». Блаватская утверждает, что истинный оккультизм нисколько не связан с оккультными искусствами, такими как алхимия, месмеризм и культивирование различных психических способностей. В Индии истинный оккультизм называется атма видья, что востоковеды переводят просто как «знание души» или «истинная мудрость». На самом деле значение этого термина гораздо глубже. Идущий по этой тропе становится обладателем «благотворных сил природы… не для себя, но для мира, в котором живёт. И лишь когда себялюбивое „я“ сводится к нулю, возможно единение с „высшим Я“… Тогда великолепный Авгоэйд, божественное Я, вибрирует в сознательной гармонии с обоими полюсами человеческой Сущности – с человеком очистившимся и вечно чистой душой» и становится «единым и неразделимым с Ним навсегда» [101].
Отъезд в Тифлис
1845 г. принёс семье Фадеевых немало волнений. Андрея Михайловича принуждали оставить должность губернатора Саратова. Дальнейшая его судьба была неясна. Несколько месяцев он провёл в Петербурге, ожидая перевода на новое место службы. Наконец к нему на помощь пришёл его давний друг, граф Воронцов, наместник на Кавказе, который предложил ему занять должность управляющего государственным имуществом на недавно отвоёванной у турков земле. За время службы на Кавказе Андрей Михайлович был несколько раз повышен в звании.
Переезд из любимой России в «варварскую Азию» оказался настоящей пыткой для семьи. К тому же ехать туда без вооружённого сопровождения было небезопасно. Сотня тысяч русских солдат были расквартированы на Кавказе, чтобы защищать границы и отражать набеги черкесских горцев на местное население [102]. Годы спустя дядя Елены Ростислав написал обзор «Шестьдесят лет Кавказской войны», ставший классическим источником сведений о конфликтах множества этнических и религиозных общностей, которые жили на этой экзотической субтропической территории с её пышной растительностью и величественными снежными вершинами. В своё время эти чудеса и остатки древней иранской мусульманской культуры привлекли таких видных деятелей культуры, как Пушкин, Толстой, Чехов и Чайковский [103].
Чета Фадеевых вместе с юной Надей первыми отбыли из Саратова, чтобы совершить все необходимые приготовления для приезда остальных. По мере того, как они приближались к Астрахани, толпы немецких иммигрантов, которые и спустя 10 лет помнили Андрея Михайловича за его честность и принципиальность, горячо приветствовали его каждый раз, как судно швартовалось к причалу, чтобы пополнить запасы топлива и провизии.
Спустя несколько недель путешествия по морю и суше они наконец прибыли в столицу Грузии, Тифлис, современный Тбилиси. Оставшимся дома пришлось немало поволноваться, ожидая вестей об их благополучном прибытии, ведь в то время письма могли идти месяцами.
Пройдёт почти год, прежде чем дети Елены Андреевны и их тётя Екатерина с мужем Юлием Витте и двумя сыновьями смогут воссоединиться с родными. Тем временем в их жизни тоже наблюдались большие перемены.
Лето и осень они провели на другом берегу Волги, где Юлий Витте управлял большим государственным хозяйством. Вера писала:
Что за зелёное, широкое раздолье, что за тишь да гладь да Божья благодать представилась нам, детям, непривычным к настоящей деревне, в этом степном заволжском просторе… Здесь не было ни гостей, ни шумного съезда наших подруг; ни фейерверков, ни акробатов, ни музыки, которыми нас баловали в последние годы пребываний наших на даче. К нам близко подступила простая сельская жизнь, с её работами, о которых мы и понятия иметь не могли. Лёля, увлекаясь своими фантазиями, внушила мне мысль, что мы теперь обратились в «совсем простых девочек», в племянниц «сельского фермера»; а дядя наш такой же простой фермер, как farmer Gray в английской повести этого имени.
Детей переполняла «простая, здоровая энергия» их новой жизни [104].
С приходом зимы семья вернулась в Саратов, но не в поместье губернатора, а в крошечный домик с комнатками не больше чулана. Елена сокрушалась: «Вот она, настоящая бедность!» С щемящей тоской смотрели девочки на свой старый дом, который теперь занял новый губернатор [105].
В мае 1847 г. пришло время уезжать в Тифлис. В своих мемуарах Вера живо и красочно описывает их путешествие, полное событий, и первые годы жизни на Кавказе [106].
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments