От варягов до Нобеля - Бенгт Янгфельдт Страница 13

«Она проложена от Адмиралтейства и уходит далеко за город. Домами она застроена лишь в наименьшей своей части, прочая часть состоит из березовой аллеи — где прорубленной, а где насаженной и представляющей собой чрезвычайно красивый бульвар. Там, где начинается город, стоят деревянные триумфальные ворота, украшенные живописными изображениями и скульптурами; ворота были поставлены по случаю въезда императрицы в Петербург в 1732 году. Другие стоят в конце улицы, почти у площади, находящейся перед Адмиралтейством; они тоже деревянные и поставлены по тому же самому случаю. Слова над аллегорическими изображениями на обоих воротах… почти всегда — на двух языках, русском и латыни, чем поддерживается уважение к русскому языку, а слова понятны и природному русскому, и чужестранцу… На Перспективной улице… мало примечательных зданий, помимо каменной русской церкви, которая пока не достроена, но будет, по-видимому, красивой; каменной евангелической немецкой, деревянной финской (в которой отправляется и шведское богослужение) и деревянной реформатской французской церкви. Все три стоят на площади между названной улицей и императорскими конюшнями».

Фрагмент карты шведского офицера-фортификатора Карла Фредрика Койета 1721 г., где изображены работающие военнопленные. Один из стоящих справа господ— должно быть, сам Койет, а в мужчине с усами можно предположить городского архитектора Доменико Трезини. Военный архив (Стокгольм)

Пленные шведские солдаты участвовали также в «плетении ограды» царского Летнего дворца и в разбивке Летнего сада, южная часть которого еще в конце XVIII в. именовалась Шведским садом — на том основании, что в нее много труда вложили садовники и работные люди шведского и финского происхождения. Некоторые пленные (в источниках упоминается, например, некий Нильс Ландрин) работали также наставниками, от них требовалось, обучив русских, сделать их квалифицированными ремесленниками.

Принудительный набор русской рабочей силы и ее привод из других областей страны шел туго. А те, кому не удавалось уклониться от пересылки в Петербург, старались при первом удобном случае сбежать оттуда. Условия жизни и труда были ужасными, работали прямо на болоте, стоя в воде. Один аптекарь приготовил лекарственное питье — водку, настоянную на еловых шишках, и в 1705 г. было продано 231 ведро, но и такое лечение не помогало: работные люди умирали, по словам одного немца-очевидца, «как мухи». Среди шведов смертность тоже была высокой — из 2682 пленных, приведенных в город в 1712–1714 гг., ко времени заключения мира в 1721 г. в живых осталось немногим больше половины. Выдающийся русский историк Василий Ключевский подытожил: «Едва ли найдется в военной истории побоище, которое вывело бы из строя больше бойцов, чем сколько легло рабочих в Петербурге и Кронштадте. Петр называл новую столицу своим „парадизом“; но она стала великим кладбищем для народа».

После Ништадтского мира 1721 г. шведским военнопленным позволили вернуться домой. Большинство офицеров возвратились в свое отечество, как и многие рядовые солдаты. Для Петра было важно удержать как можно больше квалифицированных мастеровых людей, и поэтому он издал специальный манифест, в котором гарантировал всем, кто останется в России, сохранение своего вероисповедания и те же права, какие были у российских подданных. Второе предложение было, надо полагать, менее привлекательным, чем полагал царь, но все же часть специалистов пошла на русскую службу. Некоторые пленные, кроме того, женились на русских и перешли в православие или пустили в России корни иным образом.

Помимо этого, Петр велел своему посланнику в Стокгольме графу Михаилу Бестужеву-Рюмину стараться вербовать в Петербург шведских специалистов: садовников, земледельцев, плотников, каменщиков и слесарей, «а особливо совершенно искусных в делании ружейных замков, пружин и машин». В 1723 г. царь отправил одного из лучших своих архитекторов Михаила Земцова в Стокгольм для найма умелых специалистов и изучения вопроса о том, какую обмазку зданий применяют шведы — ведь климатические условия в Стокгольме и Петербурге были сходными.

Величайшие трудности доставляла вода: как сообщает Эренмальм, местные жители жаловались на то, что она постоянно проникает в подвалы и что во время ежегодно случающихся наводнений по улицам приходится плавать на лодках. Среди тех, с кем заключил контракты Земцов, были каменщики и штукатуры Хенрик Сигмунд Крюг и Кристиан Кегель, которым как раз и было поручено таким образом смешивать известь с цементом, чтобы вода не просачивалась, в подвалы и наружные стены были защищены от холода и непогоды. Другими, польстившимися на приглашение царя, были кровельщик Константин Хейнеке, через год продливший контракт с русской короной; садовник Улоф Удефельт, оставшийся в Петербурге до 1728 г., и Юхан Глюцман, специалист по мельницам, приводимым в движение силой ветра, воды или лошадиной тягой.

Как только русские осваивали соответствующие профессии, Канцелярия от строений предлагала Сенату отсылать иностранных специалистов домой. Например, в 1725 г. могли быть «отпущены» один шведский плотник, один каменотес и несколько каменщиков, после того как архитекторы Т. Усов и П. Еропкин известили Канцелярию о том, что «те дела, которые они исправляют, могут они, Усов и Еропкин, отправлять с русскими людьми».

Помимо мужской рабочей силы, использовавшейся на строительных работах, многие шведские подданные работали у знатных и богатых русских поварами, лакеями, кучерами, служанками и т. д. Вторая супруга Петра царица Екатерина, происходившая из Лифляндии и первым браком бывшая замужем за шведским кавалеристом Иоганном Крузе, кажется, хорошо относилась к государству, в границах которого родилась и выросла. При ней было несколько фрейлин-шведок, как и у княгини Меншико-вой — ко времени заключения мира в 1721 г. в домашнем хозяйстве А. Д. Меншикова служили не менее 65 шведских пленных. Если большинство мужчин шведско-финского прихода ремесленничали, то (согласно статистике начала 1730-х годов) почти половина женщин-прихожанок были служанками, горничными и кормилицами.

Еще одной сферой, в развитие которой внесли свой вклад шведы при строительстве новой, европеизированной России, какую хотел создать Петр, была административная: новая русская административная система создавалась по образцу шведской. Органами центральной власти по примеру Швеции стали коллегии, органы местного управления тоже образовывались подобно шведским и даже названия некоторых ведомств заимствовались у шведских: Штатс-контор, Камер-коллегия, Коммерц-коллегия, Берг- и Мануфактур-коллегия и т. д. Этот импорт бюрократического ноу-хау имел большое значение в деле модернизации России.

Но как в России строят?

Васильевский остров согласно решению Петра I должен был стать превосходнейшей, наилучшим образом застроенной и обнесенной вокруг укреплениями частью города. Петр I приказал разметить линии для домов (там не считают улицами, а говорят, что люди живут в первой, второй, третьей и т. д. линии; да и в остальном городе очень мало улиц, имеющих названия) и для каналов, которые предполагалось прокопать между линиями, — не только для того, чтобы, подняв грунт, предотвратить большой ущерб, уже неоднократно нанесенный подъемами воды, но и для того, чтобы, как тогда выражались при дворе, придать городу облик Венеции. Однако сей великий проект был остановлен кончиной его создателя, и теперь без преувеличения можно сказать, что остров еще по крайней мере на две трети покрыт лесом и болотом, а на застроенной одной трети пригодна (для жилья) едва ли половина домов.