Великие исторические сенсации. 100 историй, которые потрясли мир - Елена Коровина Страница 12

Каков самый устойчивый миф о России? Верно: страна извечного пьянства. Весь мир в голос твердит об этом. А может, наговаривают? Может, просто выгодно выставлять нас пьяными да сиволапыми?

А если дать слово историкам, не опровергнут ли они сей наговор? Вполне – и весьма сенсационно!

Знаете, с чего пошел миф о беспробудном русском пьянстве? С ответа князя Владимира Красное Солнышко магометанским послам, кои возмечтали обратить Русь в свою веру. Ответ князя поведал нам летописец Нестор: «Руси веселие есть пити, а без того не может быти!» Проще говоря, князь Владимир нашел предлог для вежливого отказа от перехода страны в мусульманство, ибо эта религия запрещает винопитие. Только где ж здесь сказано, что Русь вечно напивается в стельку? Тут говорится как раз о противоположном: что на Руси пьют для веселья, а не для опьянения. Словом, сразу же все оказалось поставлено с ног на голову.

Вспомним другое утверждение: «Без водки русский человек жить не может!» А знаете, кто запустил эти слова в общественное сознание? Невероятный проныра, купец греческого происхождения, ставший в России первой половины XIX века винным откупщиком, – некий Бенардаки. Совместно со своим сотоварищем, тоже винным откупщиком, Алфераки этот грек сумел откупить в казне чуть не половину винного рынка – еще бы им не уверять народ, что тот века не просыхает и что это вполне в его, народа, духе.

Вот только историки считают, что лукавили Бенардаки-Алфераки. Возьмем хотя бы Москву – Первопрестольную столицу. Конечно, у нас холодно и жизнь тяжела. Потому москвичи, что в курных избушках, что в княжьих хоромах, варили медовуху и пиво (не путать с современным напитком; старинные «пивы» – разные наливки-варева, которые пили теплыми зимой или охлажденными летом) издревле – и для сугрева, и для хорошего настроения. Вот только москвичи по улицам пьяными не бродили и в лужах не валялись. Больше того, «веселие» восхвалялось, а пьянство осуждалось. Недаром народ твердо знал церковные слова: «От вина… руки трясутся, колени скорчатся, жилы сволокутся, лицо обрызгло сотворится – и весь человек непотребен явится».

Ну а чтобы такового никто и не сумел созерцать, пили москвичи только в домах. Общественный кабак появился в городе только в 1552 году. Был он открыт по особому указу царя Ивана Грозного, находился не в центре, а на отшибе – на Балчуге и имел особую задачу: там задарма наливали хлебное вино только царским опричникам. Проще говоря, сие заведение играло успокаивающую роль в рядах царских приспешников, надо же где-то приходить в себя после кровавых и ретивых дел опричнины.

Когда же опричнину отменили, в первом московском кабаке стали наливать и простым посетителям, но только за деньги. Однако просуществовал кабак недолго. Благочестивый царь Федор Иоаннович, сын Грозного, чуть не первым своим указом закрыл кабак, ибо было то «место злачное», а «страсти в нем – буйные». Так город опять остался без общественного места распития. И ничего – никаких волнений не случилось.

Однако ко времени воцарения Бориса Годунова казна настолько опустела, что предприимчивый царь-менеджер решил делать деньги на всем возможном. Кабак снова открылся, но питие вздорожало, так как в цену впервые вошла государственная пошлина. Потом открылись погреба фряжских вин (то есть иноземных), однако туда допускались лишь иностранцы. Надо сказать, что русский народ туда и не стремился. Не было у него тяги к распитию крепких напитков в общественных местах. Только к концу первой четверти XVII века в столице открылось невиданное число кабаков – аж целых три штуки. И надо отметить, что народ валом не повалил. Большая часть посетителей состояла, как ни странно, из бездомных и нищих. Ну а чтобы расплатиться за выпивку, в этих трактирах можно было заложить одежду.

Но долго кабаки не продержались. К середине XVII века вышел новый царский указ (представляете, сколь важным виделся тогда питейный вопрос, что требовались особые указы!) об упразднении кабаков, ведь в них только пили, а еды не подавали. По указу возникли корчмы или кружалы (кружечные дворы, где вино отпускали кружками). И эти кружалы теперь обязаны были подавать не только вино, но и еду – «дабы до риза не опьянялися». Проще говоря, власти никак не стремились спаивать народ.

Догадываетесь, когда возродились питейные заведения без еды, «где продаются и тут же распиваются спиртные и хмельные напитки»? Конечно же во времена царя-реформатора Петра I, чьи преобразования и начинались обычно с непотребных пьянок и лихих гулянок. Однако, поездивши по миру, и Петр начал «блюсти нравы»: приказал именовать кабаки на иностранный лад австериями и дать им собственные имена. Кабак у Лобного места на Красной площади назвали «Под пушкой» (рядом стояли пушки), кружало на Петровской улице назвали Петровским, а кабак рядом с ним – вообще «Татьянкой» (одни говорят, так звали хозяйку, другие – гармонь, на которой гармонист веселил народ по вечерам). И дело таки пошло, а вернее, по Петровому указу – влет полетело. Появились «потехи» – карточные и азартные игры, а также «женки» для веселого времяпрепровождения. К 1720 году в Москве обнаружилось уже более 20 питейных заведений, а к 1770-му полторы сотни.

Однако императрица Екатерина II указом от 9 марта 1792 года начала наводить порядки в питейных и гостиничных заведениях: «дабы в них развращенные люди и зазорные женщины не впускались и картежная игра во всех тех местах была искоренена и уничтожена». Но рачительная государыня и о доходах казны не забыла. Именно во времена Екатерины прибыль от продажи спиртных напитков стала главной статьей государственного дохода. Сравните: подушный оклад приносил 11 миллионов, а винная подать – 24 миллиона рублей в год. И доход шел по нарастающей.

В 1810 году московский градоначальник граф Ростопчин, будущий главнокомандующий, в сердцах написал императору Александру I в приватном письме: «…если народ оставить в настоящем положении, то чрез несколько лет купцы, ремесленники, крестьяне и люди наши представят вместо громады верноподданных скопище пьяниц и воров. Сорок трактиров открыты днем и ночью. В одном Царьградском выпивают ежедневно по 16 тысяч бутылок пива, а вина в Москве каждый день… до 400 тысяч стаканов…»

Представляете, по Москве аж 40 трактиров!.. Да, например, в Лондоне начала XIX века их было без счета. В каждом втором доме, как писал Диккенс, наливали и разливали. Вот вам и российское пьянство – всего-то 40 трактиров на громадный город!.. Но даже это количество тревожило градоначальника Ростопчина! Но времена Отечественной войны 1812 года, а затем общественный катаклизм, вызванный восстанием декабристов, резко изменили общественное настроение. Москва вдруг стала снова возвращаться к патриархальному укладу. Общественная жизнь быстро перетекла в домашнюю. Конечно, стремление вкусно и хорошо поесть да и выпить никуда не исчезли, но выпивка и празднование снова переместились в домашнюю атмосферу. Рестораны стали скромнее, ибо деньги быстро таяли в карманах горожан. Богатые заведения уступили место трактирам средней руки, где собиралась публика, отнюдь не склонная к кутежам. Дадим слово современнику: «Во-первых, дам никогда не бывало в общей зале, и рядом с элегантной молодежью сидели совсем просто одетые скромные люди. А очень много лиц торгового сословия в кафтанах пребывали в трактирах, предаваясь исключительно чаепитию… В общей зале было довольно чинно, чему содействовал служительский персонал – половые. Это были старые и молодые люди, но решительно все степенного вида, покойные, учтивые… Трактиры имели свою постоянную публику, и частые посетители величались половыми по имени и отчеству, состояли с ними в дружбе».