Полководцы Московского царства - Дмитрий Володихин Страница 12

Тактическая деятельность таких титанов русского военного командования, как князья Д. Д. Холмский и Д. В. Щеня, отмечена пятью-шестью крупными победами на каждого, что ставит их в один ряд с самыми знаменитыми полководцами отечественной истории от начала Руси до наших дней. В сущности, это были русские Наполеоны XV столетия. Или, точнее, Суворовы русского Средневековья. Причем сказать это можно безо всякого преувеличения и безо всяких оговорок.

Князь Даниил Васильевич Щеня происходил из знатнейшего рода Гедиминовичей — потомков великих князей литовских.

Его дядя, И. Ю. Патрикеев, — один из величайших вельмож правления Ивана III, государственный деятель высшего уровня, его сын Василий Косой (двоюродный брат Даниила Васильевича) — также один из ведущих государственных деятелей конца XV столетия. В 1499 году оба они, отец и сын, проиграв при дворе решающий раунд политической борьбы, вынуждены были принять иноческий постриг. После этого какое-либо их участие в военных делах перестало быть возможным.

Однако их близкие родственники, князья Д. В. Щеня и М. И. Булгаков, не пострадали, сохранив прежнее положение в военной элите. Да и другие Гедиминовичи ^[43] продолжали служить, получая высокие посты. Можно с уверенностью сказать, что в командной иерархии вооруженных сил Московского государства Гедиминовичи конца XV— начала XVI века занимали выдающееся, даже исключительное положение. Очень точно сказал о Гедиминовичах историк А. А. Зимин: «Все они, главным образом, полководцы, отчасти наместники» ^[44].

Гедиминовичей ценили великие князья московские. И дело здесь не только в том, что они были хороши в службах своих. Есть и иная, думается, более серьезная причина.

Великое княжество Литовское в XIV и XV веках, вплоть до двух больших войн, которые выиграл у него Иван III, являлось державой намного более сильной, нежели Московское государство. И территориально больше, и демографически благополучнее, и в экономическом плане богаче. Это заставляло Москву с почтением смотреть на великих князей литовских и весь их род. Если же кто-то из этого разветвленного семейства оказывался на московской службе, то это обстоятельство давало московским правителям право на законную гордость, во-первых, потому, что Гедиминович становился своего рода живым экспонатом на «выставке достижений народного хозяйства»: вот-де, какие люди у нас под рукой ходят; во-вторых, Гедиминович теоретически мог быть использован как «свой претендент» в случае смуты в Великом княжестве Литовском и борьбы престолонаследников. Московские Рюриковичи почитали за честь породниться с Гедиминовичами. Даниил Васильевич Щеня приходился внучатым братом великому князю московскому Василию III Ивановичу: сестра великого Василия Васильевича Темного (деда Василия III), Анна Васильевна, была замужем за князем Юрием Патрикеевым, родным дедом князя Даниила Васильевича.

Однако при Иване III местническая система (то есть система назначений на высшие государственные и военные посты по знатности) еще не действовала. Она только-только формировалась. Поэтому для блестящей карьеры в те времена «превосходства крови» еще не хватало. Многое зависело от личных способностей, энергии, воли, отваги, ума.

Князь Даниил Васильевич Щеня занял в русской истории место одного из величайших полководцев, проявив все перечисленные качества в изрядной мере.

Неизвестно, когда он родился. Впервые князь упоминается в грамоте по земельным делам от 1457 года. Очевидно, участвовать в сделках с земельной собственностью мог лишь совершеннолетний человек, а совершеннолетие в ту пору наступало около пятнадцатилетнего возраста. И, следовательно, Даниил Васильевич родился не позднее 1442 года. Видимо, и ненамного раньше — учитывая срок его службы (последнее назначение в полки относится к 1515 году).

Притом о каких-либо должностях в военной сфере, занимаемых Щеней, на протяжении более тридцати лет с момента первого его упоминания в письменном источнике ничего не сообщается ни в летописях, ни в документах. Он участвовал в дипломатических переговорах, сопровождал Ивана III в мирном походе на Новгород 1475 года как один из бояр (то есть успел удостоиться высшего служебного чина в России), но нигде в воеводах не бывал. Или как минимум до нас не дошло никаких данных о воеводских его назначениях.

Князь Даниил Васильевич Щеня, настоящая военная звезда XV столетия, впервые получил воеводское назначение лишь в 1489 году, когда московским полкам отдали приказ идти на Вятку. Под командой князя оказались четыре полка, он лично возглавил Большой полк, а главным его помощником стал Григорий Васильевич Морозов прозвищем Поплева — первый воевода Передового полка: «А грамоты писали от государя и великого князя к воеводам князю Данилу Васильевичю Щенята да Григорью Васильевичю Морозову» ^[45]. Помимо сухопутных сил Даниилу Васильевичу придали в поддержку еще и судовую рать во главе с воеводой Иваном Ивановичем Салтыком Травиным. По земле шли конные полки москвичей, владимирцев, тверичей, а также 700 бойцов от полувассальной теперь Казани. На судах двигались «…устюжане и двиняне, и важане, и каргопольцы, и белозерцы, и вологженя, и вычегженя, и вымичи, и сысоличи» ^[46].

Таким образом, на Русском Севере разворачивалась одна из главных кампаний богатого войнами правления Ивана III. Масштаб ее по сию пору недооценен. Фактически происходила ликвидация последнего оплота удельной эпохи на колоссальных северных пространствах. Речь шла о судьбе обширной области, до сих пор жившей обособленно от центральнорусских земель.

Вятка была давней головной болью Москвы. Вятская земля расположена намного восточнее Ярославля, Нижнего Новгорода, Вологды и севернее Казани. Она как бы нависает над Казанским ханством, представляет собой идеальный плацдарм для боевых действий против него и, соответственно, идеального младшего союзника-подручника для Москвы. Но статус подчиненного союзника при коалиции русских земель, возглавляемых Москвой, являлся смертельно опасным, а потому страшно неудобным для Вятки. Во-первых, Вятка да и любая самоуправляющаяся область Руси не прочь сохранить самостоятельность; под высокую руку Москвы она не торопится. Во-вторых, за каждый акт военной помощи Москве вятчане рискуют поплатиться, когда придет карательная рать казанцев. Наконец, в-третьих, трудно сказать, какова этническая и вероисповедная структура вятского населения в конце XV века: насколько многочислен там русский православный элемент, на который только и может опереться Москва? Вопрос на основе известных источников в принципе не решается… Ясно лишь одно: помимо христиан, двигающихся из сердца Руси на восток и колонизирующих всё новые и новые пространства, там, очевидно, проживает и коренное местное население, присутствует и какое-то количество татар.