Терское казачество - Михаил Караулов Страница 11

Таким образом, к концу XVI века Запорожье совершенно освободилось от подчинения польскому правительству. Но зато, если когти и зубы Днепровского казачества вышли из-под власти Польши, все же тело его и хвост оставались по-прежнему в польских руках. И вот, в отместку за освобожденье Запорожья, на реестровых казаков начинает сыпаться целый ряд ограничительных мер и притеснений. Сейм 1590 года прямо ставит вопрос об обуздании казаков и в этих видах лишает их избирательных прав. Старшина казачья, не исключая и сотников, уже назначается коронным гетманом из польской шляхты (дворянства). Эти меры еще более усиливают общее недовольство казачества. Украина начинает волноваться, и в 1592 году вспыхивает первое восстание Малороссии против Польши. Восстание это оказывается неудачным, и зачинщик его гетман (из польской же шляхты) Косинский предается казни.

Хотя первоначальное устройство Днепровского казачества создавалось, очевидно, по примеру Московской украйны, однако уже с первых шагов обнаруживается большая разница в ходе развития западной ветви казачества, вызывающаяся особенностями польско-литовского государственного строя.

Две резких черты отличают Днепровских казаков от их восточных собратий.

В то время, как вольные казачьи общины Востока, уже с самого возникновения своего, были совершенно независимы от казачества городового, Днепровские казаки, хотя и делятся на свободных запорожцев и на городовых – реестровых, все же представляют собой одну массу, одно тело, подобно тому, как в наши дни первоочередные полки составляют одно целое с казаками, живущими на льготе в станицах того же полкового округа. Казаки то живут у себя дома по городам, селам, хуторам и местечкам, то идут «погулять» на Великий Луг, «славы залучати»… А совершив ряд целый удалых походов, возвращаются они снова в родные хаты к своему семейству, где верные жены, окруженные ребятишками, ведут их незатейливое хозяйство. Женщины не допускаются в Запорожскую Сичь. Она не столица нового народа или государства, а только военный стан, укрепленный лагерь.

Совсем не то на Дону, Волге, Яике, Тереке… Идя на «запольные» реки, вольный казак бросал все на своей прежней родине раз навсегда и не возвращался уж больше к покинутому роду-племени. Совершенно новую жизнь начинал он в далеких вольных городках, где обзаводился новой женой, новой домашностью.

Другой отличительной чертой является сословность, духом которой проникнуто западное казачество от начала до конца. Здесь каждый казак разнится от окружающих его представителей других сословий, неся совершенно другие обязанности и пользуясь совершенно особыми правами. Казачество в Польско-Литовском государстве является только средним, полудворянским полукрестьянским сословием, совершенно в роде великорусских однодворцев, – и ничем другим. Поспольство всякими путями стремится попасть в казаки, а казаки, в свою очередь, всеми правдами и неправдами стараются проникнуть в ряды шляхетства.

И опять-таки совсем не то на Востоке. Правда, Московское городовое казачество тоже представляет собой что-то вроде сословия, хотя и не вполне: поместные уездные казаки мало чем разнятся от детей боярских, а безместные полковые почти не отличаются от конных и пеших стрельцов, с которыми впоследствии и сливаются окончательно. Что же касается до вольных казачьих общин, то в них мы на первых порах наталкиваемся, как это было указано в предыдущей главе, на ясно выраженную и последовательно проведенную в жизненный обиход полную бессословность. Все казаки равны между собой, и особыми правами пользуются только должности, а не лица. Нет у них ни панов, ни простолюдинов, ни князей, ни холопов. Вчерашний казак становится станичным, походным или даже войсковым атаманом, а завтра опять возвращается в первобытное состояние и делается снова рядовым казаком, как и был прежде.

И только лишь впоследствии (в XVIII и, особенно, в XIX в.) искусственно, со стороны вносится в казачество сословная рознь, создается пожизненная старшина, начавшая борьбу с остальной казачьей массой и в этой борьбе погубившая былые казачьи вольности и права.

К концу же XIX века казачество целиком превращено в своего рода сословие, хотя все-таки живы и в наши дни в сознании народном остатки прежней бессословности: и генерал, и чиновник, и урядник, и рядовой все дома в станице и теперь еще равные братья казаки; и если даже по законам в настоящее время казаки могут принадлежать или не принадлежать к другим сословиям, – дворянскому, духовному, купеческому и т. д., и даже иметь титулы князей, графов и т. п., значит еще и доныне казачество представляет собой не сословие, не «воинскую касту», как это думают и говорят многие по незнакомству со строем казачьей жизни, а своеобразный, только на русской почве создавшийся всесословный общественно-экономический союз, в качестве которого каждое казачье войско владеет землями, водами, капиталами, пользуется особыми правами и несет пред государством особые обязанности.