Графы Бобринские - Кирилл Орлов Страница 11

В 1796–1801 гг. по негласному распоряжению Павла I граф находился в изгнании, путешествуя по городам Германии, а после гибели императора вернулся в Россию. Граф поселился в Москве на Большой Калужской, в Майском дворце – бывшей демидовской каменной усадьбе, принадлежавшей его дочери Анне. Здесь он прославился устройством пышных балов и конных выездов, на которые сбегалась смотреть вся Белокаменная. Балы А.Г. Орлова-Чесменского поражали воображение как русских, так и иностранцев. «На балу у графа Орлова я видела, или, лучше сказать, слышала роговую музыку, – писала Марта Вильмот сестре в Англию 24 января 1804 г. – Музыкальная пьеса исполнялась на 40 рогах. Для такого оркестра необходимо уметь 40 исполнителей, потому что каждый рог издает только одну ноту. Судите же сами, какова в этой стране ценность человека и сколько крепостных у этой семьи, если можно держать такое количество людей, единственное назначение которых – дуть в рог».

Очевидец гулянья 1 мая 1805 г. в Москве описал один из выездов графа: «Впереди, на статном фаворитном коне своем, Свирепом, как его называли, ехал граф Орлов в парадном мундире и обвешанный орденами. Азиатская сбруя, седло, мундштук и чепрак были буквально залиты золотом и украшены драгоценными каменьями. Немного поодаль, на прекраснейших серых лошадях, ехали дочь его и несколько дам, которых сопровождали А.А. Чесменский [побочный сын графа – Автор], А.В. Новосильцов, И.Ф. Новосильцов, князь Хилков, Д.М. Полторацкий и множество других неизвестных мне особ. За ними следовали берейторы и конюшие графа, не менее сорока человек, из которых многие имели в поводу по заводной лошади в нарядных попонах и богатой сбруе. Этот поезд графа Орлова, богатого, знатного, тучного и могучего вельможи, с такою блестящею свитою, с таким количеством нарядных служителей, с таким множеством прекрасных лошадей и разнородных экипажей, представляет необыкновенно великолепное зрелище и не может не действовать на толпу народную. Граф Орлов и не одним своим богатством и великолепием снискал любовь и уважение москвичей, он доступен, радушен и, как настояний русский барин, пользуясь любимыми своими увеселениями – скачками, бегами, цыганскими песнями, плясками и прочим, – обращает их также в потеху народа и как будто разделяет с ним преимущества, судьбою ему предоставленные».

Умер граф Орлов-Чесменский в Москве в Рождественский сочельник, 24 декабря 1807 г. Сержант Изотов, старик, находившийся при графе со времен Чесменского боя, в числе прочих стоял в церкви при отпевании своего благодетеля и при выносе гроба, не вынеся душевных мук, на глазах прихожан упал и умер. Алексей Григорьевич был похоронен в селе Отрада Серпуховского уезда, в Успенской церкви. В 1831 г. его дочь, графиня Анна Алексеевна Орлова-Чесменская, добилась разрешения Святейшего Синода перевезти гробы отца и его братьев Григория и Федора в новгородский Юрьев монастырь, в котором она подвизалась послушницей. «Большая новость Московская, это что графиня Орлова продала славное свое имение Битюгское [Хреновое] с еще славнейшим конским заводом, – сообщал А.Я. Булгаков в январе 1832 г. – Купили Демидовы, Павел и Анатоль, за пять миллионов и 300 тысяч рублей. Все говорят, что одно имение стоит сих денег, ибо 4000 душ и 130 т. десятин земли. Конный завод имеет более 2000 штук и приносит до 200 т. дохода годового. Так вот какое имение! Царское! Теперь толкуют, зачем продала. За тем, говорят иные, чтобы не досталось Паниным; а другие, чтобы Фотию отдать. Она перенесла тело отца, князя Орлова и графа Федора Григорьевича в Юрьев монастырь, требовала для того же тела графов Владимира Гр. и Ивана Гр.; но Панины и вдова графиня Ел. Федор. Орлова [урожд. Ртищева, сестра Кавказского наместника] отвечали, что не видит нужды тревожить кости усопших и положить их в монастырь, где никогда они даже не бывали… У графини такая страсть к лошадям, что поэтому должно заключить, что она точно покинуть хочет все мирское». Графиня Анна впоследствии приняла тайный постриг, а все свое многомиллионное состояние завещала Православной церкви.

В 1896 г. хлопотами графа Анатолия Владимировича Орлова-Давыдова гробы Григория, Алексея и Федора Орловых были возвращены в Отраду – под воинский салют. Бронзовая доска над могилой героя Чесмы гласила: «Граф Алексей Григорьевич Орлов-Чесменский. Генерал аншеф, генерал адъютант, лейб-гвардии Преображенского полку подполковник, кавалергардского корпуса порутчик, орденов: святаго Апостола Андрея Первозваннаго, святаго Александра Невскаго, святаго Георгия Победоносца перваго класса и святаго Владимира первой степени кавалер. Был главнокомандующим над Российским флотом 24 Июня 1771 года; 26 тогож месяца сжег Турецкий флот при Чесме, за что получил название Чесменского; 13-го Сентября 1773-го года получил в герб свой кайзер-флаг; а потом 1806 году главнокомандующим же милициею 5-й области. По старшинству третий из пяти братьев. Родился 24 Сентября 1735 года. Скончался 24 Декабря 1807 года, на 73-м году от рождения».

В 1921 г. в Отраду пришли большевики. Усыпальница графов была оскверенена и разгромлена. Их бренные останки преданы огню. Литератор И.С. Шкловский в своих записках «Эшелон» зафиксировал свидетельство участника события, некоего нераскаянного большевика, «старика Степана Владимировича», знакомого И.С. Шкловского по Дому творчества писателей в Малеевке. «Как-то морозным вечером мы совершали с ним обычный круг, – вспоминал И.С. Шкловский, – и вдруг Степан Владимирович спрашивает меня: "А что бы вы, Иосиф Самойлович, сказали, если бы я сообщил вам, что вот так же ясно, как вижу вас (в этот момент мы проходили под фонарем), я видел в полном параде графа Орлова-Чесменского?" Я стал лениво соображать: граф Алексей Орлов, брат фаворита Екатерины Второй, умершей в 1796 году. Он, по-видимому, был моложе императрицы, но вряд ли он умер позже 1810 года… ”Я сказал бы вам, что вы обознались", – вежливо ответил я. Засмеявшись [веселое ведь воспоминание! – Автор], Степан Владимирович поведал мне удивительную историю. Как хорошо известно, во время голода 1921 г. был издан знаменитый ленинский декрет об изъятии церковных драгоценностей. Значительно менее известно, что в этом декрете был секретный пункт, предписывающий вскрывать могилы царской знати и вельмож на предмет изъятия из захоронений ценностей в фонд помощи голодающим. Мой собеседник – тогда молодой балтийский моряк – был в одной из таких "гробокопательных" команд, вскрывавшей на Псковщине [так в больном сознании большевиков исказилась не только русская история, но и география – Автор] в родовом поместье графов Орловых их фамильный склеп. И вот когда вскрыли гробницу, перед изумленной, занятой этим кощунственным делом командой предстал совершенно нетронутый тлением, облаченный в парадные одежды граф. Особенных сокровищ там не нашли, а графа выбросили в канаву. "К вечеру он стал быстро чернеть", – вспоминал Степан Владимирович».

От истории, выброшенной ленинцами в канаву, вернемся в нашу Россию.

Граф Федор Григорьевич Орлов, генерал-поручик и георгиевский кавалер, командовал русским военно-морским десантом в ходе Архипелагской экспедиции, по отзыву современников, был тоже незаурядной личностью. В начале XIX в. «англоман Н.М. Гусятников много рассказывал о покойном графе Федоре Григорьевиче Орлове, который, по его словам, был человек большого природного ума, сильного характера, прост в обхождении и чрезвычайно оригинален иногда в своих мыслях, суждениях и образе их изъяснения. Например, он никогда не предпринимал ничего, не посоветовавшись с кем-нибудь одним, но терпеть не мог советоваться со многими, говоря: «Ум – хорошо, два – лучше, но три с ума сведут». Он уважал науки и искусства, но называл их прилагательными: существительною же наукою называл одну фифиологию, то есть умение пользоваться людьми и современностью, равно как и важнейшим из искусств – искусством терпеливо сидеть в засаде и ловить случай за шиворот».