Возмутители глубин. Секретные операции советских подводных лодок в годы холодной войны - Николай Черкашин Страница 10

Уже полмесяца, как беспрестанно качает. Все впали в некое странное состояние* мы уже не укачиваемся, мы просто устали от качки. Даже ночью как следует не отдохнешь — лежишь и держишься, чтобы не выбросило из койки.

Немного болят глаза — они полны соли, ведь не от каждой волны отвернешься.

Целый час возле лодки шли тунцы. Откуда в них такая сила? Ведь они только на секунду погружаются в воду и мощным толчком выныривают вновь. Залюбуешься.-

Моей вахте “везет” на встречи с самолетами и кораблями. Иной раз приходится погружаться два-три раза за вахту. Правда, нынешней ночью испугался, как говорится, собственной тени. Только зашло солнце, и вдруг с востока — быстро движется мигающий в небе огонек Реактивный самолет?

— Срочное погружение!

Потом всплыли, а сигнальщик снова кричит: “Самолет!”

Я посмотрел повнимательнее и увидел, что он показывает на звезду Сириус

А мы все идем и идем, давно пересекли меридианы Москвы, Ленинграда, Сталинграда, Крыма. Справа — северная граница США, где-то слева проплывают не видимые нам берега Франции, Испании, Португалии…

Почему люди не умеют ценить счастье близости? Почему это счастье осознается, когда между ними пролегают тысячи миль?

А полумесяц здесь висит здесь, не как у нас, а рогами вверх, дном вниз, как маленький кораблик.

Океан штормит, но он чертовски красив при этом. Весь в крупных барашках, он действительно — седой. Помнишь — "над седой равниной моря"? Все так и есть… Только местами проглядывает голубая-голубая вода, как в озерах по дороге на Рицу. Помнишь? А какие волны! Они не только высоки, но длинны. Так и кажется, что перед тобой встает горный хребет. Наша лодка — как букашка у подножия. Но ночью вся красота исчезает. Остается только мрачная чернота, полная всевозможных каверз…

Ты знаешь, какой запах я теперь ненавижу? Запах резины. Все время наверху в мокром резиновом гидрокостюме. Даже воздуха по-настоящему не чувствуешь…

Мы снова в походе. Мы сбились со счета

Тревог, погружений и вахт ходовых.

Подводная лодка Мужская работа.

А штурман, в отсеке всхрапнувший уютно,

И двое матросов — ночных рулевых

Опять не увидят, как новое утро

Погасит созвездье огней ходовых.

Океан все же успокоился. Наверху — просто чудо. В лодке — ужас. Волны вокруг ярко-синие, с фиолетовым отливом. Вода теплющая — 27 градусов! То и дело выскакивают летучие рыбы. Они совсем небольшие, темно-зеленые, в крапинку…

В эту ночь мне удалось засечь сразу два искусственных спутника Земли. Один — наш, другой — американский.

А в лодке страшная жара В самом прохладном — носовом — отсеке 35 градусов. Изнываем… Ты же знаешь, я "люблю" жару так же, как ты — холод… Сегодня наш милый доктор продемонстрировал свое искусство хирурга Одного из прикомандированных офицеров прихватил аппендицит. Витя мастерски вырезал воспаленный отросток. Это в таком-то пекле, когда пот льет ручьями.

Завтра тяжелый день — до захода солнца будем идти под водой, в лютый лодочный зной. Но что поделаешь — на то мы и подводники.

Милая моя, иду на вахту. Четыре часа буду крутить перископ. Это единственное, что связывает нас с поверхностью, с тем миром, в котором живете вы с Лялей. Но без меня.

Да, крепко прихватили нас наши “друзья”, американцы: носа не дают высунуть даже ночью. В такой обстановке у командира начинают сдавать нервы. Хожу у него во “врагах народа”. Дело в том, что жара начинает сказывать на работе холодильной установки. Температура в провизионке, где хранится мясо, уже под 8° выше нуля. Мясо портится, и я приказал выдавать его большими порциями, пока все не протухло. Командир решил, что я нарочно порчу продукты. “Слишком часто ходите туда, холод выпускаете!” Приказал закрыть камеру на ключ.

Двое суток никто в камеру не лазил Потом открыли замок. В нос ударила вонь тухлятины. А ведь могли бы хоть часть мясных запасов спасти…»

И я же еще — «вредитель»!

«От жары, пота, грязи у всех пошли по коже гнойнички. Доктор смазывает их зеленкой. Ходим раскрашенные, как индейцы. Я перешел на "тропический рацион": в обед — только стакан компота. На ужин какую-нибудь молочную кашу и компот. Вечерний чай — только стакан долгожданной влаги. Никакая еда в рот не лезет.

Вот сейчас подвсплыли под РДП (работа дизеля под водой, через поднятую воздухозаборную трубу. — Н.Ч.). Чуть-чуть повеяло свежим воздухом. Люди хватают его, как рыбы в зимний мор — широко открытыми ртами.

Вижу в перископ американские корабли. Они остановили для досмотра два наших транспорта. Не стесняются. А нас самолеты снова загоняют на глубину.

Мир втиснут в сумрак боевых постов.

Мы тыщу лет на солнце не глядели…

— Центральный! Слева… Справа… шум винтов!

Акустик побледнел, считая цели.

Припали операторы к планшетам.

Меняем скорость, курс и глубину, —

Не может быть, чтоб наша песня спета!

Когда поймем — нет никаких надежд,

И все-таки надежды не утратим —

Прорвем противолодочный рубеж

И будем в срок в назначенном квадрате!

Бедный доктор. Он даже не может измерить температуру больного — в отсеках нет места, где температура была бы ниже +38. У всех термометров глаза лезут из орбит. У нас тоже…

Четвертые сутки нам не дают даже подвсплыть под перископ. От духоты раскалывается голова. Прошел по отсекам — никого, кроме вахтенных. Все в первом, где чуть прохладнее. Там уже надышали так, что углекислоты выше всякой нормы. Но никто не уходит. Лег и я в обнимку с торпедой. Ее железо чуть холодит. А может, просто кажется…

Пошел второй месяц нашего плавания… Сегодня снова упали в обморок от перегрева трое матросов. Трудно писать. На бумагу капает пот, но стирать его со лба, с лица, с груди совершенно нечем. Использованы все рубашки, простыни и даже, пардон, кальсоны… Бриться невозможно — все обросли бородами. Ходим, как дикари. Посмотрела бы ты на нас…

За нами постоянно следят два эсминца. Все наши попытки уйти на большую глубину и оторваться ни к чему не привели. Идем с риском провалиться на шесть тысяч метров. Это столько у нас под килем. Регенерация воздуха работает плохо, содержание углекислоты нарастает, а запасы электроэнергии падают. Свободные от вахт сидят, не шевелясь, уставившись в одну точку. На вахту уже не идут, а ползут. Температура в отсеках — за 50. А в дизельном — 61 градус жары. Но самое скверное — мы не можем дать никакого хода, кроме малого. Электролит разряжен до воды. Ничего не остается, как всплыть. Но дадут ли нам это сделать?

Этот вопрос мы обсуждали особо. Ведь отправить на дно всплывающую лодку легче простого — притопил ее форштевнем, и амба, даже оправдываться не придется.

Мы выждали, когда американцы отойдут подальше для очередного разворота, и стали продувать цистерны последним воздухом. В центральном посту у люка встал командир. Мне дали в руки Военно-морской флаг. Задача простая — как только всплывем, выскочить на мостик и сразу же водрузить древко с флагом, чтобы из “неизвестной” подводной лодки мы сразу же стали островком территории СССР.