Русский бунт. Все смуты, мятежи, революции - Лин фон Паль

Историю, как известно, пишут победители. В смысле государственном история любой страны всегда писалась только в пользу ее правящей власти. Достигшие высшего властного статуса (при жизни) удостаивались всяческих похвал, а их поверженные противники – всяческого поношения. Наша отечественная история написана точно по такому же принципу – восславить победителей и уязвить побежденных. И сколько бы замечательных слов ни сказали летописцы или придворные сочинители во славу своих хозяев, за кадром практически полностью оставалась история униженных и оскорбленных, то есть той народной массы, которая была необходима победителям лишь для одного – для их экономического процветания. Народ не был героем пишущей братии вплоть до 19 столетия. И события в жизни народа не интересовали историков примерно до этого же времени. Точнее, были некоторые события в той, неинтересной для просвещенной публики народной жизни, которые люди благородного происхождения брезгливо именовали бунтами. Считалось, что любое народное движение, если оно не направлено на защиту и упрочение сложившейся властной структуры, всегда опирается на крамолу (другое, тоже очень хорошее слово, которое сразу же объясняет причину государственных неурядиц). Крамолой в нашем отечестве именовалось все, что не отвечает верноподданническим настроениям. И крамолу требовалось изводить, то есть уничтожать.

Как? Способов было множество, и все – репрессивные. Так вот и существовали всегда параллельно Русь официальная и Русь крамольная. И Русь официальная начинала замечать Русь крамольную только в те моменты истории, когда народ доходил до скотского обнищания и брал в руки подручный инвентарь вроде вил и кос, потому что никакие иные способы уведомления о бедственном его положении ушей высокопоставленных чиновников не достигали. И неважно, был ли это какой-то министр просвещенного 19 столетия или же средневековый душегуб периода феодальной раздробленности. К своему народу эти облеченные властью граждане относились совершенно одинаково как в 8 или 12, так и в 19 или 20 веке. Любое недовольство народа эти властители воспринимали только как крамолу, которую нужно извести.

Правда, в 20 веке само слово «крамола» употреблять практически перестали, а революционный новояз изобрел (точнее, заимствовал из протоколов французского революционного Конвента) другое определение – «враг народа». А когда во время хрущевской оттепели вместе с культом личности испарились и нововведения сталинского времени, явились на свет иные чудесные словечки – «антисоветчики» и «диссиденты». Уже после развала Советского Союза и становления новой государственности на свет явилось и вовсе аморфное словосочетание – «протестное движение». Но власть имущие прекрасно знали и знают, что и «враги народа», и «антисоветчики и диссиденты», и даже «участники протестных движений» по сути – все те же крамольники, то есть люди, недовольные жизнью в отмеренных им властными умами рамках – политических, религиозных или же экономических.

Сколько же было в нашей истории бунтов, восстаний, мятежей, «нестроений»? Кто вставал во главе недовольных? Как с народным недовольством боролись в разные исторические эпохи? Как использовали его для достижения власти те, кто ставил эту самую власть заведомо выше народного блага? И когда началось недовольство людей существующей властью? И когда завершится? И может ли вообще власть быть для своего народа – благом? Чтобы ответить на эти вопросы, я предлагаю совершить экскурс в отечественную историю и посмотреть на эту историю не с точки зрения важного государственного мужа, который видит в недовольных только причину для применения репрессивных мер, и не с точки зрения дикого представителя толпы, легко впадающего в тот тип бунта, который великий Пушкин назвал бессмысленным и беспощадным, а с точки зрения вполне цивилизованного жителя современной России, который наслышан о гуманитарных ценностях и имеет представление о правах человека и гражданина. С иных позиций я не вижу никакого смысла писать книгу о крамольной моей стране.