Ротшильды. История династии могущественных финансистов - Фредерик Мортон

4 марта 1961 года, суббота. Только что минул полдень. Толпа людей, словно пребывающая в некотором ожидании, неторопливо движется по булыжной мостовой в направлении маленькой деревеньки, затерявшейся где-то на юго-западе Франции. Изо всех окон, раскрытых настежь, на толпу направлены бинокли и прочие оптические инструменты. Вскоре после двух часов пополудни появились музыканты, опоясанные малиновыми лентами, и возвестили о себе звуками фанфар в небольшом, прилегающем ко двору винограднике. Прибывший по этому случаю отряд жандармов занял позицию вдоль бордюра, держа под уздцы лошадей. Постепенно перед глазами всех любопытствующих стало разворачиваться сказочное действие.

Процессию возглавлял церемониймейстер, наряженный в черный костюм и шелковые чулки, держащий в руке жезл цвета слоновой кости и сопровождаемый двумя пажами в черных атласных бриджах. Следом за ним плавно скользил президентский кортеж, составленный из лимузинов, зарезервированных мэром Бордо специально для встречи генерала де Голля. Первая машина была увита роскошными орхидеями. И в ней пребывала собственной персоной принцесса, и это был день ее свадьбы. Она была облачена в сияющее ослепительной белизной шелковое атласное платье, расписанное маетером пасторальных картин, сеньором Баленсиага. Очаровательную головку венчала диадема из белой норки и сапфировых звезд. В ее руке был букет веточек цветущей яблони, доставленных ранним утром из Турции. Рядом стоял ее суженый – весь лучившийся радостью очень красивый, талантливый молодой человек, явно из небогатой семьи.

Гости, толпившиеся за новобрачными, приехали в пульмановских спальных вагонах, присоединенных к Южному экспрессу. И запечатлеть праздничную церемонию прибыл не кто иной, как Сесиль Битон, фотограф и личный стилист ее величества, покинувший на время пост официального фотохроникера королевской семьи в Букингемском дворце. Все это выглядело волшебной сказкой, театром грез, однако было в этом зрелище нечто интимное.

Что же, раскроем карты. Действие происходило в деревушке Пойак 4 марта 1961 года на свадебных торжествах в семействе Ротшильд. Барон Филипп Ротшильд выдавал замуж свою дочь Филиппину. Все было исполнено духа и буквы традиции, которая передавалась из поколения в поколение. Няня, дворецкий, садовник – все они были хранителями (и одновременно свидетелями) семейной истории. В то время как процессия плавно текла по улицам, служащие замка Мутон сооружали свадебный торт высотой почти семь футов. Эта грандиозная конструкция, искусно сплетенная из сахарных нитей, напоминала о пяти стрелах Ротшильдов, о семейном гербе, который насчитывал сто сорок лет, о франкфуртских погромах, о гербе, который выстоял под перекрестным огнем австрийской корпорации геральдики. И когда свадебная процессия остановилась перед воротами замка, а команда служащих помогла жандармам выстроить оцепление, было видно, что у каждого из гостей на руке была желто-голубая лента. Эти цвета были своего рода паролем, позволявшим курьерам Ротшильдов беспрепятственно пересекать как государственные, так и символические границы, отделявшие бедствия от триумфа, – со времен Наполеоновских войн и вплоть до Первой мировой войны.

Ни одно другое имя в Европе не окружено таким ореолом легенд. И ни одно не произносится с таким восторженным придыханием. Ни одно семейство в Европе (исключая разве что королевские династии) не обладало такой властью, стабильностью и неповторимым своеобразием. Сегодня многие члены клана не прячут великолепия, которое стало экзотикой, наводящей скуку и вызывающей раздражение в современном мире. Слишком банально называть эту семью состоятельной. Состояние семьи Ротшильд и в Англии и во Франции просто не поддается описанию.

Имя Ротшильд давно стало своего рода символом и просто синонимом больших денег. Однако для тех, кто чуть ближе знаком с историей семейства, это имя вызывает иные, несравненно более разнообразные ассоциации и обозначает нечто живое, неуловимое, наделенное странным обаянием и притягательностью, нечто вроде дара, принесенного некогда в повозке, запряженной двенадцатью белоснежными лошадьми.

Для того чтобы доставить членов семейства Ротшильд на свадебные торжества, были поданы спальные вагоны, в которых византийская роскошь сочеталась с самым современным сервисом. В одном из вагонов путешествовал всемирно известный модельер и стилист Александр Диор, чьи услуги были доступны только представителям высшего общества французской столицы и таким небожителям, как Жаклин Кеннеди и принцесса Маргарет. Он и свита его помощников держали расчески наготове и сдували пыль с гребней из слоновой кости в купе одного из пульмановских вагонов, шедших в Бордо. Их присутствие было одним из свадебных даров. Любой приглашенный на свадьбу мог сделать прическу и макияж у прославленного мастера. Дворецкие в белых перчатках обносили гостей шампанским и икрой.

Как было замечено тем летом в редакционной статье журнала «Вог», именно Ротшильды стали подлинными наследниками Бурбонов во Франции, ведь достаточно было произнести «барон Эли» или «барон Филипп», и всем становилось ясно, что речь идет о Ротшильдах, и только о них.

Как и любой другой отпрыск знатного семейства, невеста при рождении получила не только огромное состояние, но и прекрасную родословную. В пятидесятых годах каждый увидевший свет младенец-Ротшильд стоил не более и не менее 150 миллионов долларов, а его родословная простиралась в прошлое на 150 лет. Возможно, цифры не совсем точны, но суть такова. На протяжении последних 150 лет имя Ротшильд выкристаллизовалось с такой определенностью, что каждый носитель этого имени был заранее наделен всеми необходимыми атрибутами и не мог не следовать традициям семьи. В начале шестидесятых молодые Ротшильды могли рассуждать о Сартре, ловить интонации короля «прохладного джаза» Дейва Брубека или жадно вслушиваться в тишайшие пассажи темнокожего «безумца» Майлса Дэвиса, но, как бы то ни было, они были всего лишь ветвями мощного генеалогического древа Ротшильдов и строго следовали всем семейным законам.

Самым шокирующим моментом свадьбы в Пойаке было то, что Филиппина вступала в брак с католиком, а союз их скрепил деревенский священник, чья застенчивая проповедь была основана на текстах из Ветхого Завета и изобиловала рассказами о заслугах евреев.

Но Филиппина была не первой девушкой из семейства Ротшильд, ставшей женой христианина. Подобные нарушения патриархальных традиций в семействе Ротшильд уже имели место. До нее, еще в самом начале становления династии, две девушки получили разрешение выйти замуж за неиудеев. Но такие исключения могли касаться только женщин, для мужчин на подобные браки был наложен запрет.

Еще одной традицией дома были причудливые имена гостей, прибывавших в Шато-Мутон. Начало этой традиции положил не кто иной, как семидесятилетний Майер Ротшильд. Итак, на протяжении многих поколений Ротшильды продолжали носить имена, «учрежденные» главой дома. Таким образом семейство подчеркивало свое единство и преемственность, напоминало о предках и приводило своих летописцев в тихое бешенство. Нет ничего более запутанного, чем генеалогическое дерево Ротшильдов. Так, английская ветвь начиналась с Натана Майера, далее шли Лайонел и Натаниэль, затем следовали Лайонел Уолтер, Лайонел Натан, Джеймс Натаниэль и Натаниэль Чарльз. В наши дни вклад в это семейное единство внесли лорд Ротшильд, к имени которого было добавлено «Натаниэль Майер Виктор» и его сын Натаниэль Чарльз.