Свастика в небе. Борьба и поражение германских военно-воздушных сил. 1939-1945 - Карл Бартц

Десять часов утра 10 января 1940 года. Майор Хёнманс и майор Рейнбергер из люфтваффе пересекают бетонированную площадку перед ангаром на аэродроме Лодденхайде, неподалеку от Мюнстера в Вестфалии.

— Что вы думаете о погоде, Хёнманс? — спрашивает Рейнбергер, с тревогой глядя в небо.

— Над Руром [1]местами возможен туман, — отвечает его спутник, — но нет повода для беспокойства. Я знаю этот район вдоль и поперек, так что не волнуйтесь.

Мужчины поднялись в ожидавший самолет «Мессершмитт-108» [2]. Майор Хёнманс занял место пилота, и вскоре машина поднялась в воздух.

Хёнманс был комендантом авиабазы Лодденхайде, и его работа прежде всего была связана с организацией и управлением наземными службами, но, как летчик-ветеран Первой мировой войны, он старался подниматься в воздух при всякой возможности. Накануне вечером он и майор Рейнбергер провели час или два за приятной беседой в офицерской столовой. Рейнбергер, который направлялся в Кёльн с важным заданием, с горечью пожаловался на плохое железнодорожное сообщение.

— Зачем беспокоиться о поезде? — спросил Хёнманс. — Если хотите, завтра утром я могу вылететь туда, а днем мы вернемся обратно. В любом случае я должен побывать там.

Предложение понравилось Рейнбергеру. Правда, всем перевозившим секретные документы — как он — не полагалось летать на самолетах, но в этом случае, казалось, было не много риска, да никто ни о чем не узнает, так что он согласился. Рейнбергер отвечал за парашютно-десантную школу в Штендале и был прикомандирован к 7-й авиадивизии генерала Штудента [3]. В настоящее время он участвовал в разработке плана парашютного десанта в Бельгии и Голландии, который должен был открыть предстоящее наступление на Западе.

И вот сейчас он сидел в «Мессершмитте» рядом со своим старым другом Хёнмансом, держа на коленях внушительных размеров портфель из желтой свиной кожи. Небо вокруг них все еще было ясным, но впереди высилась стена тумана. Рейнбергер бросил беспокойный взгляд на Хёнманса, но тот выглядел безмятежным, продолжая лететь прямо в туман. Несколько секунд спустя они уже летели вслепую, словно в турецкой бане.

Через некоторое время настала уже очередь Хёнманса волноваться. Он не сказал ничего своему другу, но понимал, что был слишком самонадеянным — он больше не знал, где находится. Он держал курс на юго-юго-запад. На первый взгляд это должно было быть правильным, но беспокойство нарастало. Кроме того, он не привык летать на этих современных машинах. Прежде он никогда не летал на самолете этого типа и чувствовал себя неуверенно. Он посмотрел на часы на приборной доске. Рейн уже должен был находиться в поле зрения, — если бы он мог хоть что-нибудь разглядеть в этом проклятом тумане. «Я должен снизиться», — подумал он и направил нос «Мессершмитта» вниз. По мере того как они опускались, туман редел, и наконец он увидел землю, покрытую снегом. Но никаких признаков Рейна!

Хёнманс попытался скрыть беспокойство от своего спутника, который безмятежно сидел со своим драгоценным портфелем на коленях и, очевидно, полностью полагался на своего товарища. Хёнманс изменил курс и вскоре увидел впереди черную полосу, пересекавшую белый пейзаж. Река. «Рейн, — подумал он с ликованием и снизился приблизительно до 180 метров. — Странно, — удивился он, приглядевшись, — он недостаточно широкий».

Нет, это не Рейн. Но что же, черт возьми, это такое? Хёнманс теперь был близок к панике и в отчаянии смотрел по сторонам. Он летел по большому кругу, безнадежно пытаясь обнаружить хоть какой-нибудь знакомый ориентир. От волнения он, должно быть, перекрыл подачу бензина, потому что двигатель закашлялся и зафыркал, а затем окончательно встал. «Мессершмитт» стал быстро снижаться. Подгоняемая ветром машина мчалась к замерзшему полю, практически потеряв управление. Хёнманс попытался совершить безопасную посадку, но «Мессершмитт» пронесся между двумя деревьями, которые аккуратно срезали его крылья, и фюзеляж закончил свой путь в живой изгороди.

К счастью, ни Хёнманс, ни его спутник не пострадали. Они выбрались из кабины и посмотрели друг на друга. Оба были бледные и перепуганные. Рейнбергер все еще сжимал свой желтый портфель из свиной кожи.

— Если выяснится, что я летел на самолете, меня предадут военному суду, — произнес он дрожащим голосом. — Строго запрещено летать с совершенно секретными документами. Где же мы все-таки?

— Я не знаю, — ответил Хёнманс мрачно. — Но должны быть где-то на немецкой территории.

— На немецкой территории! — в изумлении повторил Рейнбергер. — Я надеюсь на это.

В этот момент появился неуклюжий, жилистый старый крестьянин с обветренным и сильно морщинистым лицом.

— Где мы? — спросили оба офицера одновременно.

Мужчина поднес руку к уху:

— Hein? [4]

— Где мы, старик? — раздраженно повторил Рейнбергер.

Крестьянин что-то сказал, но ни один из немецких офицеров ничего не понял, однако оба с замиранием сердца осознали, что мужчина говорил по-французски.

— Боже мой! — воскликнул Рейнбергер. — Мы разбились в Голландии или Бельгии.

Одно было ему совершенно ясно — содержимое портфеля следует немедленно уничтожить. Он ощупал карманы и выругался. У него не было с собой спичек.

— Спички, Хёнманс, быстрей!

Майор Хёнманс безнадежно пожал плечами:

— Жаль, старик. Я не курю.

К счастью, у крестьянина нашелся коробок бельгийских спичек с желтыми головками и красными палочками. Рейнбергер почти вырвал его из рук и скрылся с ними позади живой изгороди.

Бельгийские солдаты на контрольном посту в Мехелен-сюр-Мёз [5]праздно глазели в окно караульного помещения. Они скучали. В течение нескольких месяцев они несли службу на левом берегу Мёза, и за это время ничего существенного не происходило. На другой стороне реки лежал голландский Лимбург [6]. Также монотонно текла служба и у их голландских коллег — один день ничем не отличался от другого. Было 11.30 утра.