Днепровский вал - Влад Савин Страница 55

— Герман, что скажете в своё оправдание? Это так?!

— В люфтваффе нет изменников, мой фюрер! Все это не более чем совпадения или злонамеренная подтасовка фактов, гнусная ложь! Именно дилетантское вмешательство в чётко налаженный механизм работы привело к обескровливанию лучших сил люфтваффе!

— Всё задокументировано. Согласитесь, если у самолёта в полёте взрываются бомбы, причём сразу у нескольких, то это никак не заводской брак. А что в отчётах?

— Рейхсфюрер, я приказываю вам тщательно разобраться. Измену надо выжигать каленым железом. Значит, я был прав, считая, что комиссия «Первого февраля» еще не закончила работу? Кто-то не понимает, что чем безжалостнее мы избавляемся от скверны в наших рядах, тем сильнее мы становимся? Так посмотрите на наш флот — чем он был при изменнике Редере и каким стал сейчас!

— Мой фюрер, в таком случае отчего наш славный флот не может пресечь поток американского оружия, которым воюют русские орды?

Эта попытка Геринга перевести стрелки сработала бы безотказно еще полгода назад, когда флот был в опале. Но положение сейчас изменилось, а Тиле, присутствующий здесь, очень сильно не хотел получать задание, связанное с северными морями. Не успел Гитлер задать вопрос, только повернул в его сторону голову, как уже был дан отпор.

— Мой фюрер! Это невозможно! Я хоть и флотский человек, но, что творится в армии, знаю. Разве у русских американские танки? Или артиллерия, или винтовки? Их нет нигде! На всём фронте! Мы их видим только у англичан в Африке! Я протестую против того, чтоб флоту ставилась задача по ловле призраков!

Слегка опешивший от подобной наглости фюрер, несмотря что ему очень нравился этот герой-берсерк, спросил с плохо скрываемым сарказмом:

— А какие б вы задачи хотели решать?

— С захватом Суэцкого канала; после освобождения его от мин и ремонта кораблей, вполне возможен выход эскадры в Индийский океан. Насколько мне известно, наш японский союзник ведет успешное наступление на бирманском фронте, а Индия — это не только жемчужина Британской империи, но и ее арсенал и источник неисчислимых ресурсов. Потеря Индии будет для англичан большим ударом, чем даже наш десант в метрополию. А удержать свое вице-королевство они не смогут, если мы перережем морские пути. И, конечно же, помощь нашему азиатскому союзнику очень благосклонно скажется на репутации Рейха и всех, кто сражается на нашей стороне. Даю гарантию, что я отправлю к Нептуну достаточное количество американо-еврейских недочеловеков.

— А не слишком ли самонадеянно с вашей стороны? Никто не ставит под сомнения заслуги, но гарантировать победу…

Страх перед фюрером охватил душу Тиле, но страх перед неведомым Змеем был сильнее. И уже фактически отработанным способом преобразовав страх в холодную расчетливость, Тиле скрестил взгляд с Гитлером.

— Мой фюрер. Я не обещаю Рейху победы. Я не обещаю, что моя эскадра вернётся в Рейх. Я обещаю, что на морском дне появится американский и английский металлолом! А то, что мы сами способны оказаться в гостях у Нептуна — так в этом наш долг. Дайте мне задачу сражаться с врагом, а не отправляйте на поиски не пойми чего не пойми где. Уж лучше прикажите мне застрелиться — моментом выполню.

Про себя добавив: «Это лучше, чем попасть на зуб этому непонятному демону».

Адольф Гитлер, великий вождь великого Рейха, с поспешностью и страхом отвёл свой взгляд. Давно… Да что давно — никогда на него так никто не смотрел. Не лебезящие душонки с мольбой во взгляде, не плутовство, не злоба, не страх, не презрение к выскочке… Даже не высокомерие… Это что-то совершенно другое. И тут его осенило. Так может смотреть солдат на мелкого чинушу, мешающего добраться до врага. Тиле видит в нём — в нём! — препятствия, не позволяющие уничтожить врага. Ему ведь приходилось буквально принуждать своих генералов трусливо не поджимать хвост при виде противника, а тут такое! Нет, ради такого самородка стоит простить и гораздо большую дерзость.

— Хорошо. Вы меня убедили. Отдаю должное вашему профессионализму. Рейх вам даст всё, что вам нужно.

И, повернувшись к переминающимся с ноги на ногу генералам, уже совершенно другим тоном выдал:

— Вот образец истинного арийца! Такому не нужно искать оправдания своим поражениям, в страхе за свою жалкую душонку. Такой ищет способ вцепиться в глотку врага. И кто же тогда виноват в поражениях Рейха? У вас есть оправдания?

А вы, Модель, не можете дальше командовать группой армий. Но я даю вам шанс реабилитироваться — отправляйтесь во Францию и обеспечьте мне еще миллион солдат! Вводите там военное положение, расстреливайте, загоняйте в концлагеря, но заставьте лягушатников не щадя себя работать на Рейх! Праздношатающихся быть не должно: кто не может идти воевать, тот должен трудиться на войну.

Кто сказал: «Не хватает людей»? Найдем.

Каудильо говорил, что в «голубую дивизию» было сто тысяч добровольцев, а отобрали лишь сорок, с учетом пополнения. А где остальные? Только добровольцев, желающих сразиться с русскими — на четыре дивизии!

Сколько сидит по тюрьмам во всей Европе — гнать в штрафные батальоны всех годных к службе! Еще сто или двести тысяч.

В той же Франции было до войны, по словам Петена, до двух миллионов иностранных рабочих. Всех в строй или на военные заводы!

Предложить нейтралам, Швеции и Швейцарии, передать вермахту всех своих заключенных для отбывания сроков на трудовой повинности в Рейхе — естественно, с содержанием за наш счет.

Турки предлагают нам в уплату за поставки оружия, трофеев сорокового года, миллион своих рабочих? Заменить ими на заводах немцев, призываемых в армию!

Уравнять в правах с немцами жителей Дании, Норвегии, Нидерландов, частично Бельгии, а также Люксембурга, как это было сделано с поляками западных земель, и также отправлять их пополнением в дивизии вермахта.

Сколько русских эмигрантов и их детей призывного возраста сейчас находится в Европе? Мобилизовать их для освобождения России от большевиков!

Довести численность армии Еврорейха до десяти миллионов! И тогда берегитесь, что англо-еврейские, что славянские унтерменши!

А с румынами я сам разберусь.

«Говорит Москва.

Начинаем нашу передачу на французском языке…», 1 июля 1943

Медам и месье, с вами говорю я, капитан Шарль дю Кресси, служивший в 17-й пехотной дивизии. Сообщаю всем, что нахожусь в русском плену, жив, здоров и совершенно не собираюсь подыхать ни за бесноватого ефрейтора, ни за старого маразматика Петена.

Адрес моей семьи в Париже… Николь, если ты меня слышишь, то радуйся, ты этого хотела? «Ухватить, не упустить, ты обязан обеспечить мое благополучие, ты мужчина, солдат, или кто?» Так сами немцы в большинстве уже не верят в будущее поместье на востоке с русскими рабами. А я, зная тебя, совершенно не верю, что ты спишь сейчас одна в холодной постели — хорошо, если с немцем, тогда есть надежда, что тебя не тронет гестапо. Ну, а если они арестуют твою мамашу, то туда ей и дорога, этой старой змее. Знаю, что она шипит сейчас, что была права: «Моя дорогая дочка, этот мерзавец, — то есть я, — тебя недостоин». Помню, что я давал подписку геройски сдохнуть за фюрера, в противном случае моя семья подвергнется репрессиям. Кстати, разговаривая с солдатами последнего пополнения, я поразился, сколько, оказывается, во Франции круглых сирот и совершенно одиноких холостых мужчин. И поверьте, что гестапо при всем желании не сумеет окунуть вас в больший ад, чем тот, через который прошел я, и по вашей вине тоже — ведь ты, Николь, так тщилась иметь мужа-героя!