Проснуться живым - Надежда Первухина Страница 50

– Так куда?…

– Подожди ты…- просительно и в то же время сердито оборвала его девушка.

Викентий отметил сразу два факта: Элпфис перешла с пустого «вы» на сердечное «ты» и бледной тенью приникла к стене, жадно ловя ртом воздух, даже постанывала и в целом выглядела отнюдь не по-боевому. Не была уже той супервумен, что вытащила Викентия с обстрелянной станции метро, да и плащ черный, непременный нынешний атрибут всех фантастических девиц, таскающих у бедра пистолет-пулемет, в той комнате остался. А в коридоре было холодно, и Элпфис дрожала, клацала зубами. Викентий решил побыть мужчиной-защитником-утешителем, подобрался к девушке, обнял, прижал к себе ее хрупкое тело:

– Прости. Тебе плохо, да?

– Да,- глазами ответила Элпфис. Больные, измученные были эти глаза.

– Чем я могу помочь?

Элпфис изобразила улыбку, тоже жалкую:

– Найди мне батон с героином. И жрать хочется, и ширнуться.

– Элпфис…

– Да, я такая… Не очень тебе подхожу.

– Для чего подходишь?

Элпфис махнула рукой:

– Ладно, забыли. Куда идти, говоришь? Прямо.

– А дальше?

– Дальше будет видно.

– Элпфис, а те… если они за нами бросятся.

– Нет. Только не криви губы, я их не убила. Это вообще не моя… пре-ро-га-ти-ва. Я просто сумела сделать собственный коктейль.

– Ты бредишь?

– Нет. Ты теперь в моей реальности и в моем сне. Им до тебя не добраться, пока я жива… А я… поживу еще, не бойся. Идем.

– Да ты же еле на ногах держишься!

– Ты тоже… Совсем псих? Ты думаешь, сумеешь долго меня на руках проволочить?

– Посмотрим.

– Ха. Психиатр стал психом. Связался с наркоманкой. Читайте триллер, глотайте сопли!

– Элпфис, помолчи, а? Лучше дорогу показывай.

– А че ее показывать - она прямая.

– Тогда просто молчи. Силы береги.

– Ч-ш-ш, все. Только возьми мой пистолет. А то я дико спать хочу.

– Ты спи, конечно, но из пистолета я стрелять не умею.

– А-а, все просто. Эта дура с системой самонаведения. Тип «Бьорк», вторая модель. Их только оборотни используют. И пули там необычные.

– А какие?

– Мента-альные… Ты не поймешь… Синий огонек видишь?

– Да.

– На предохранителе стоит. Нажмешь на него - загорится красный. И можешь стрелять. Только меня не буди-и…

И Элпфис тут же засопела, искренне провалившись в сон. А бывший психиатр Викентий пошел в неизвестность, имея на руках непонятную свою спасительницу и оружие, которым пользуются только оборотни.

По его подсчетам, он шел уже примерно часа полтора. Потому что ноги стали плотностью напоминать знаменитый бытовой утеплитель «Ursa», да и сонная Элпфис, поначалу невесомая, как волнистый попугайчик (все какие-то птичьи сравнения шли Викентию на ум), теперь ощутимо оттягивала руки. Да еще этот чертов пистолет!…

Викентий всерьез подумывал о привале. В самом деле, раз Элпфис бормотала что-то об их относительной безопасности от поползновений Надежды и Озулии, можно ведь и пристроиться на отдых. Растянуться прямо на полу - вроде не каменный, выложен чем-то наподобие пластика. Аккуратно, чтоб не разбудить, уложить Элпфис. И провалиться в сон, в целый коктейль из снов, столь необходимых измочаленному событиями телу… Но едва он начал малодушно выискивать взглядом уютное местечко у неуютной даже на вид коридорной стены, как в отдалении раздался звук шагов.

При этом сопровождаемый голосом.

Викентий напрягся, взмолился к своим бета-адреноблокаторам, чтоб не лезли не в свое дело, не блокировали чем ни попадя, поудобнее перехватил спящую Элпфис, выставил руку с пистолетом и приклеился к стене. А куда ему было прятаться от подступающей неизвестности? Что спереди, что сзади - один коридор. Прямой путь.

Шаги становились громче, с ними вместе усиливался и звук странного бормотания, словно кто-то заучивает или просто бубнит себе под нос… стихи.

И точно, еще не видя неизвестного, Викентий уже услышал густой, но явно неуверенный в себе бас:

Мой путь, как планеты ни вмешивайся,

Лишен астрологии логики.

Любовь, под луной растелешивайся!

Зови к себе воем из трам-та-та.

Когда мне трам-та-та не верится

В свой собственный взгляд в отражении,

Мой путь не трам-та-та-та мерится,

Он верить не даст в поражение.

И с боем взмывая в кровавую…

Тут загадочный стихолюбец выступил из полутьмы и как раз узрел пред собою компанию из Викентия, Элпфис и спецпистолета типа «Бьорк».

– Оба-на,- непоэтически выразился стихолюбец.- Вы здесь откуда, люди?

– Если ты нас тронешь…- Викентий поднял трясущуюся руку с намертво зажатым пистолетом.

– Не трону, мужик, отвечаю.- И стихолюбец поднял руки, демонстрируя мирные намерения.- Не боись, вы у своих, мы про вас уже слыхали.

– Кто это вы?! - рявкнул Викентий. Точнее, хотел рявкнуть. От усталости вместо порядочного рявканья получился писк цыплячий.

– Да наши! Толковые пацаны. Спецназ, короче. А девушку передай-ка мне, ты ж сам с ног валишься.

– Нет! - И Викентий затряс пистолетом.

– Да ладно тебе ломаться.- Стихолюбец неожиданно резво подскочил к Викентию, бережно выхватил у него Элпфис, а самого психиатра легонько подсек под коленки и взвалил к себе на плечо.

– Двоих не дотащишь! - пискнул Викентий, от удивления и про пистолет забывши.

– Ха,- только и ответил стихолюбец и зашагал в обратную сторону.

– Куда ты нас…- совсем немужественно пропищал Вересаев.- Я тебя пристрелю…

– Ты все равно его с предохранителя не снял,- услышал бывший психиатр, проваливаясь в ватную мякоть очередного забытья.

А потом забытье сменилось сном - качественным, бестревожным, крепким. Не мучили Викентия Вересаева ни кошмары, ни проблемы, ни фатальные аспекты бытия. Спал он в настоящей постели, на настоящих чистых простынях, уткнувшись носом в здоровенную подушку и до макушки натянув одеяло. Спал, не ведая, сколько времени длится его сон и что ожидает его по пробуждении.

Наконец пробуждение наступило. Из-за вполне естественных надобностей организма. Тут-то Викентий и открыл глаза и увидел и свое замечательное ложе (особенно красивым показалось постельное белье - по светло-розовому полю вышиты были умилительные божьи коровки), и комнату, в которой оказался. Похоже, была это детская: на теплого апельсинового цвета обоях улыбались всякие мохнатые зверушки, с потолка свешивался светильник в виде большого яблока (он и давал мягкий рассеянный свет), а в углах стояли шкафчики и комоды, явно рассчитанные на детский рост и возраст.