Горький пепел - Ирина Котова Страница 5

Алина, проснувшись от того, что спине вдруг стало прохладно, долго нежилась в норе под корнями кряжистого папоротника, то пытаясь в полудреме вернуться обратно на Туру, то проваливаясь обратно в сон. В поверхностных сновидениях ее мелькали сестры и однокурсники, ехидничающие камены, веселый Димка Поляна и надежный добрый Матвей. Он обнимал ее, басил своим низким голосом «Как ты, малявочка?», а Алина, выныривая из снов, грустила, скучала и стыдилась, что с этой гонкой на выживание о Матвее почти не вспоминала. Сквозь дрему она слышала шаги, периодически раздававшиеся у убежища, потом запахло дымом, а она все лежала, сладко потягиваясь и вытягивая крылья, наслаждаясь тем, что не надо пока никого бояться и никто не гонит ее в путь.

В конце концов принцесса выползла на берег реки, оборвала кустик с ягодами, росший тут же, и с восторгом уставилась на несколько запеченных клубней, длинных рыбин и тушек каких-то мелких птиц, висящих на прутах над едва тлеющими углями. Тротта нигде не было видно, и Алина, спешно ополоснувшись и усердно почистив зубы размочаленным прутиком и оставшимися ягодами, натянула обратно сорочку, с жадностью схватила один из «шампуров» и впилась зубами в тушку. Мясной сок потек в рот, и она замычала от удовольствия, продолжая жевать.

Внимание ее привлек странный мелодичный свист – в нем явно была какая-то система и он точно был не животного происхождения. Алина поколебалась, но все же пошла в сторону, откуда он доносился, жмурясь на ярком солнце и кусая сладкий клубень. Выйдя на полянку метрах в десяти от стоянки, остановилась, с застенчивым восторгом рассматривая открывшуюся картину.

Среди гигантских папоротников, на зеленом мху, в утренней дымке, пронизанной косыми солнечными полосами, тренировался профессор Тротт с двумя туманными кривыми мечами в руках. Одетый в одни мокрые полотняные штаны, он двигался невозможно быстро, перетекал из одного положения в другое, прыгал, изгибался, разворачивался и рубил клинками, срезая листья и оставляя на стволах зазубрины. Он заметил принцессу, нахмурился, но движение не остановил – и Алинка, усевшись на землю и скрестив ноги, жевала свой лесной завтрак и смотрела на это представление, забывая дышать. Она уже видела инляндца в бою, но тогда все заканчивалось очень быстро и кроваво. А сейчас она могла посмотреть и на движение мышц на сухощавом теле, и на работу крыльев, и на отличную координацию…

– Богуславская, я разве разрешал отходить от убежища?

Алина не сразу услышала вопрос, зачарованно глядя на косые мышцы профессорского живота, блестящие от пота.

– Ваше высочество! – рявкнул он. – Вы меня слышите?

Она так опешила от этого «ваше высочество», что недоуменно заморгала и только потом призналась:

– Нет, лорд Макс. Я изучаю вашу анатомию. Но в общих чертах я поняла. Вы что-то там ругались.

Он поморщился. Грудь его ходила ходуном, и принцесса перевела взгляд на нее, заметив, что странные длинные шрамы, которые она уже видела ранее, покраснели. Очень похоже на ожоги… и очень любопытно, как Тротт их получил.

– Не нужно было отходить от убежища, Алина, – снова вмешался инляндец в ее мысли. Голос его уже был спокойным, но на лице читалось недовольство.

– Но почему? – недоуменно спросила она. – Вы сказали, мы уже в безопасности.

– Богуславская, – процедил он, взирая на нее сверху вниз. – Вы что, с переходом через реку резко поглупели? Здесь достаточно опасностей и кроме ловчих императора. Забыли про пауков? И… почему вы босиком?

Алина вытянула ногу перед собой, пристыженно покрутила пяткой с налипшими щепками и землей, прикрыла сорочкой обнажившуюся коленку и вздохнула:

– Извините, профессор Тротт.

– Идите обратно, – сказал он, отводя странный взгляд от ее колен. Она даже склонила голову, оглядела их: грязные, что ли? Или, может, с синяками? – Скоро уже выходить, поешьте нормально, оденьтесь.

– А если меня кто-нибудь саму на обратном пути съест? – резонно возразила она и торжествующе заключила: – Сейчас мне безопаснее рядом с вами, профессор.

– Не съест, – буркнул он, – я все проверил, хищников нет.

Она недоуменно глянула на него из-под челки.

– Тогда почему вы рассердились?

– Но вы-то об этом не знали, – отчеканил Тротт. – Идите, Богуславская.

– А вы останетесь здесь? – уточнила Алинка дотошно.

– Да.

– Еще тренироваться?

– Да.

– А можно я посмотрю? – она застенчиво улыбнулась. – Это очень красиво, профессор.

Тротт посмотрел ей в глаза и дернул плечами.

– Как хотите. Я уже привык к роли экспоната и застенчивостью не страдаю.

Он отвернулся, а принцессе вдруг стало стыдно: может, ему нужно побыть одному, а она и так наверняка успела надоесть ему за время пути и сейчас надоедает. Привыкла, что он к ней снисходителен. И уже считает, что имеет право на его время и общество. А ведь по сути она ему чужая и он вовсе не обязан быть добрым.

– Извините, что разозлила вас, – тихо проговорила Алина ему в спину. – Я все-таки пойду. Извините. И спасибо за еду, я, наверное, никогда ничего вкуснее не ела.

Ответом ей стал свист оружия, и принцесса, задержавшись на несколько мгновений, все же побрела обратно, догрызая птичий остов. Еда стала невкусной, а настроение – совсем не радужным. Позади слышались звуки прыжков, рассекаемого воздуха и тяжелого дыхания, и мелькнула мысль спрятаться за деревом и посмотреть, но она не стала. Тротт обязательно заметит, и ей станет еще более неловко.

Инляндец вернулся, когда она уже была полностью одета и терпеливо сидела у их убежища, ожидая его. Угли она затушила, привычно закрыла пластом снятого мха, смазала следы у речки, закопала кости обглоданных птиц, а оставшиеся «шампуры» – Тротту она оставила побольше – выложила на очищенный от крошек и земли корень.

Инляндец мазнул по убранной стоянке взглядом, но ничего не сказал, и Алина совсем расстроилась. Когда он начал быстро ополаскиваться, угрюмо отвернулась – а то вдруг поймет, как до ужаса любопытно и приятно на него смотреть, и скажет что-нибудь колкое, и тогда она не будет знать, куда деваться от смущения.

Тротт поел и начал собираться, не глядя на нее. И когда наконец скомандовал: «Пойдем», – Алина тихо поднялась и молча двинулась следом. Что-то произошло этим утром, отчего ушла легкость, появившаяся в общении за прошедшие недели, и пятая Рудлог снова грустила, ругая себя за неосторожность и любопытство, и заставляла себя молчать, хотя на губах крутилась тысяча вопросов про поселение и про то, что они будут делать дальше.

– Ну что вы опять сопите, принцесса? – услышала она тяжелый голос Тротта и от радости заулыбалась во весь рот.

– Я боюсь к вам обращаться, – призналась она. – Вы какой-то злой сегодня. И внезапно вспомнили мой титул. Это точно не к добру.

Он хмыкнул.