Москва 2077. Медиум - Андрей Лестер Страница 47

Ученый ребром ладони подвинул спички, иголки и карандаши и положил на их место альбомный листок.

– Дядя Ваня, смотри! – сказал Миша голосом циркового артиста. – Только для тебя!

В следующее мгновение со стола в воздух поднялся карандаш, покачался, затем повернулся заточенным концом вниз, опустился, коснулся листка и крупным детским почерком нацарапал на нем: «Не грусти».

После этого Миша, не спрашивая ни у кого разрешения, пошел и сел рядом с Гришей и Петей. Бур сузил зрачки. Мураховский потер лоб. Ученый зачем-то снова заглянул в цилиндр и даже как будто хотел сунуть туда руку, но потом отдернул, как могла бы поступить рассеянная хозяйка, внезапно решившая вытащить что-то голой рукой из кипящего супа и вовремя спохватившаяся.

Первым опомнился Бур.

– Жанна, давай-ка телефоны! – сказал он.

Жанна вопросительно посмотрела на Мураховского, который, не мешкая, присел у каких-то ящиков, открыл один из них длинным ключом с невероятным количеством насечек и достал оттуда два маленьких мобильных телефона NOKIA, черный и красный. Телефоны были мертвые, мертвее камня. Как в принципе и все, что перестало действовать после Переворота: телевизоры, двигатели внутреннего сгорания и туристические агентства.

Красный телефончик вручили мне, а черный – Пете. Петя задумчиво нажимал на кнопки, однако ничего не происходило. Жанна встала со своего места и, поправив волосы рукой, отвела Петю в сторону, к полкам с игрушками. Там они долго о чем-то говорили. Потом Жанна погладила Петю по голове, и они вернулись.

Петя сел на стул, наклонился, поставив локти на колени, и нажал кнопку указательным пальцем. В ту же секунду телефон в моей руке засветился, завибрировал, и крошечные динамики заиграли «Ориентация – Север, я хочу, чтоб ты верил, я хочу, чтоб ты плака-а-ал…». Как ни готовил я себя к такому исходу событий, все же не смог не вздрогнуть.

Ученый крысоподобно изогнулся и стал нервными дергаными жестами показывать мне, чтобы я «снял трубку». Ну что ж! Первый раз за шесть лет я нажал кнопку с изображением крошечной зеленой трубочки. Теперь уже двумя руками ученый с гнилыми зубами показывал, что надо поднести к уху. Я поднес.

– Разговаривайте! – страшным шепотом сказал ученый, вытягивая некрасивые губы.

– Алло! – сказал я и услышал в трубке легкое эхо своего голоса.

– Алло! – ответила трубка голосом Пети.

Петя сидел недалеко от меня, поэтому я слышал его и без трубки, но в трубке голос был громче и по-механически отчетливее.

– Приём! – сказал я, не зная, что делать дальше. – Приём! Как слышите?

– Да нормально он тебя слышит! – прогундосил на ухо подкравшийся сзади Мураховский. – Сделай отбой и набери его.

Я сделал, как мне было сказано. И снова все прекрасно работало. Петя отвечал, я спрашивал, и мы слышали друг друга.

Я очень волновался. У меня вспотели ладони. Ведь я держал в руках аппаратик, который мог бы стать моим спасением. Вот кто может и должен спасти нас. Петя! Миша хороший мальчик, прекрасный мальчик, но поднимание спичек в воздух силой взгляда не перебросит нас через тридцатиметровую изгородь. А Петя…

Тем временем Бур махнул рукой, и Жанна с Петей и Мураховским открыли дверь и вышли на улицу.

– Отойдите подальше, к воротам! – крикнул им вслед ученый.

Телефон у меня в руках снова умер. Я нажал на одну кнопочку, потом на другую, – безрезультатно. Это был неживой и бесполезный прибор. Повинуясь какому-то безотчетному импульсу, я шагнул вперед и положил красный NOKIA на длинный журнальный столик, на то место рядом с сияющим цилиндром, где несколько минут назад лежал листок с надписью «Не грусти!». Как только приборчик коснулся стола, экран засветился, появились знаки антенки и заряженной батареи. Ученый в этот момент стоял у дверей, довольно далеко от меня. Бур сидел в кресле и с непонятным выражением смотрел на Гришу. Никто из них ожившего приборчика не заметил. Я приподнял телефон. Экран погас. Я опустил. Экран засветился. Что бы это значило? Может ли это быть простым совпадением? Петя то включает, то выключает мой телефон и делает это как раз в то мгновение, когда я его то кладу рядом с цилиндром, то поднимаю? Или дело в иле? Пролонгированное антивоздействие?

Пока я размышлял над этим явлением, Миша с Гришей бросали на меня веселые взгляды.

И вдруг – на меня накатило.

Внутри меня словно взорвался какой-то светящийся газ. Все вокруг запульсировало в такт моему сердцу. Мир показался невыразимо прекрасным. В одно мгновение я понял и ученого с его отвислой губой, страхом и жаждой признания, и Бура, глядящего на сына с жестокостью, болью и кровной привязанностью, и прекрасные улыбки тихих детей. Все мои рваные мысли показались мелкими, не важными и смешными. Я больше ничего не боялся. Я понял, что живу в лучшем мгновении в лучшем из миров.

Мне было невероятно, невыносимо хорошо.

Я понял, что Я УЖЕ ДОМА.

И тогда я громко захохотал.

Все повернулись ко мне.

Но в следующую секунду все закончилось. Я будто опустился с небес на землю и снова стал маленьким, издерганным тысячами мыслей и страхов Иваном Кошкиным. Но в то же время мне почему-то казалось, что больше я никогда не буду таким, каким был до этого волшебного мгновения, что не смогу его забыть и буду везде и всегда искать его цвет, вкус и аромат.

– Извините! – сказал я Буру и ученому, обводя руками вокруг себя. – Всё это слишком сильно действует. Никогда не думал…

Но в этот момент женский голос снова запел из пластиково-металлической коробочки: «Ориентация – Север! Я хочу, чтоб ты верил…»

– Алло! – ответил я Пете, избавленный от необходимости придумывать объяснения своему внезапному хохоту.

Мы поговорили. Теперь я слышал Петю только в трубке. Это было намного убедительнее.

– Что и требовалось доказать, – сказал ученый, и я понял, о чем он.

Петя мог делать ВЕЩИ на расстоянии от цилиндра. Дивайс не соврал. Мальчик не зависел от ила.

– Зови их сюда! – сказал Бур.

Ученый протрусил к дверям, а я, вздрогнув, почувствовал в кармане джинсов какое-то щекочущее движение, словно туда залез жук. Хотел сунуть руку в карман, но, к счастью, заметил, как Миша, исподлобья глядя на меня, покачивает головой. Будто говорит: «Не надо этого делать, дядя Ваня! Не надо лезть в карман». И я не полез.