Товарищ Гитлер. Повесить Черчилля! - Герман Романов Страница 45

Берлин

Такого состояния Андрей не испытывал никогда. Полная эйфория, будто «дурью» по гланды залился, как водкою. В нем сейчас жили два человека — первый чуть ли не орал во всю глубину легких, сыпал словами, делал эффектные пассы руками, словно экстрасенс на телеэкране. Только челка подпрыгивала да узкие, знакомые всему миру усы встопорщились от возбуждения, такого, что любое сексуальное и рядом не стояло.

И вещал, вещал, паразит — умеет же, сволочь австрийская! Тут не откажешь в ораторском мастерстве. Такие штучки заворачивал, что сотни собравшихся в огромном зале ревели от восторга и время от времени подпрыгивали со своих мест.

Коллективное камлание, мля!

Второе «я» жило своей жизнью, с ледяным хладнокровием смотря на себя со стороны. Это было собственное сознание, оставшееся в полном рассудке, а первое оказалось вырвавшимся на свободу гитлеровским «я».

К великому удивлению Андрея, «вещал» настоящий фюрер его мысли, здорово перетолмачивая на доступный себе и собравшимся в зале лад, щедро добавляя от себя жгучей не по-немецки экспрессии. Куда там ораторам перестройки, которых наслушался в свое время в Москве Родионов, время от времени посещая «злачные» места политических тусовок и митингов. А ведь там нехилые умельцы имелись! Как же ему самому так удалось — не в жизнь бы раньше не поверил.

Симбиоз, однако!

На трибуну рейхстага, украшенную огромным орлом, держащим в своих цепких когтях свастику, Родионов поднимался скованным. Он понимал, что сейчас ему будет трудно добиться главного — убедить большую часть собравшихся нацистов в зале принять необходимые поправки к законам и новые акты одними голыми словами. И тем более не будучи никогда оратором. Риск был не просто большой — чудовищный!

Но чувствовал себя Андрей хоть и неуютно, но спокойно, видя, как вытянулись морды собравшихся в рейхстаге нацистов. Тут присутствовала вся головка рейха — гау и прочие ляйтеры, партийные бонзы в роли депутатов и прочие, прочие.

Тоталитарная диктатура, что ж вы хотели, о многопартийности речи уже не будет. Мы победители, мы чемпионы!

Как бы не так!

Пока немая, но ощутимая угроза заставила нацистов смотреть на своего фюрера с восхищением. Однако отчетливо проявлялось непонимание и некоторый, пока тщательно скрываемый, страх.

Еще бы — рядом с фюрером застыл добрый десяток новоиспеченных фельдмаршалов, что поглядывали на собравшихся не только высокомерно, но и с некоторой угрозой. Вот это были настоящие победители в завершившейся войне, и нацистская верхушка это осознала в одно мгновение и ликующе выразила свое отношение к фюреру, когда тот поднялся на трибуну, опасаясь, что потолок может не выдержать голосовых децибел и рухнуть на собравшихся.

Не произошло, а жаль! Был бы полный зер гут!

И тут внутри у него что-то негромко щелкнуло, будто некий переключатель в душе ушел на противоположную позицию, направленный крепким пальцем. И он заговорил, но не выталкивая слова из горла, как ожидал. Нет, речь сама излилась, вначале тихим ручейком, потом все быстрее и громче, набирая силу и мощь.

Уверенно полилась, и главное, очень доходчиво для публики, что одним махом впала в состояние экстаза. И только тут Андрей одной половинкой своего сознания понял, что сейчас вещает настоящий фюрер, причем не от себя самого молотит, а от него.

Это осознание сперва шокировало, но Родионов тут же стиснул собственную волю в кулак — рефлекс или инстинкт дернулся поначалу, чтобы остановить это второе «я». Но одна мысль, промелькнувшая в голове, остановила дальнейшие, уже отработанные действия.

«Он это умеет намного лучше меня. Таким его знают все собравшиеся, а потому не стоит мешать. Пусть лучше чешет то, что написано, — не зря же три ночи над докладом упирался, да и Геббельс помог изрядно. Вон сидит, мартышка, зенки вылупил. Будто впервые слышит! Что… Что же Адольф от себя понес, поганец! Он же сейчас таких дел наворочает!»

Атлантический океан

— Годдем!

Черчилль просто кипел от ярости, а в таком состоянии никогда не проявлял склонности выбирать в адрес своих противников парламентские выражения. Впрочем, и оппоненты с ним отнюдь не церемонились. Если отбросить всю дипломатическую шелуху, то обращение «нового» английского правительства, засевшего сейчас в Лондоне, свелось к одному емкому эпитету в его адрес: поганая крыса, что сбежала первой с корабля, на котором до того держала власть в капитанской фуражке на мостике.

Нехорошо о нем отзывались проклятые коллаборационисты, получившие власть именно с его рук. Ну что ж, придет время — и с ними посчитаются, повесив на первом же столбе. Пусть они считают себя хозяевами Англии, вот только рано или поздно, но скорее первое, это вызовет стойкое неприятие народа, и тогда прольется кровь — вряд ли нацистские захватчики будут церемониться, а покажут свою звериную сущность.

Гитлер проповедует сейчас на каждом углу, как та собачка, что описывает любой забор, любовь между двумя родственными народами. Придурок! Неужели он думает, что Англия добровольно уступит ему?!

Адольф не понимает очевидного: даже малейшая уступка, вырванная у Британской империи силою, неминуемо приведет к ее распаду, ибо слишком многие народы ненавидят своих благодетелей и не хотят признавать их права на полное господство.

Сейчас Уинстон Черчилль лихорадочно метался в собственных мыслях, ища спасение для Британии. Только немедленная помощь из доминионов и колоний могла дать возможность продолжать войну и дождаться вступления в нее США. Но это и несло угрозу будущему империи: на присоединенных к ней территориях уже давно задавались мыслью о бесперспективности служения за одни шишки и стали требовать толику самостоятельности. Но стоило дать ее доминионам, как в них сразу же пошли разговоры если не о полной, то определенной независимости.

Что же говорить о тех, кто и на права доминионов помыслить не мог?! А ведь стоит двинуть против немцев южноафриканские, индийские, австралийские и канадские части, как сторонники независимости получат лишний козырь в свои руки. Да какой там козырь — в их руках будет целый джокер, а то и три, если, кроме армии, посчитать авиацию и флот.

Да и какая может быть сила у империи и та же вера в нее, если она не смогла уберечь сама себя от смертельного удара в сердце!

Испить из чаши позора ему придется в полной мере! Летать по доминионам и убеждать премьер-министров об оказании помощи, не только суля, но и давая за нее преференции.