Всадник - Анна Одина Страница 44

По одному ему внятной причине Делламорте оставил бродить по Уру все население Эгнана, после того как в самом прямом смысле обездолил его. Объяснения этому не было, и на что магистр при этом рассчитывал – непонятно: что сбросившие морок дети эфестов забудут унижение или что унижение забудет наполовину убитый Раки II, опозоренный не столько в глазах подданных, сколько в своих собственных?

А дальше происходило вот что: когда оглушенное войско Детей отошло от наваждения и подсчитало потери, выяснилось, что погиб лишь предводитель отряда Гжп: вернувшиеся на место несостоявшейся битвы Дети обнаружили его посиневший труп, украшенный двумя дырочками на горле. Рядом жалкой веревкой валялся мертвый аспид, оказавшийся безобидным серым полозом, только другого цвета – того, что принес на материк Всадник. Остальные воины, оставшиеся лежать на льду озера, были в глубоком кататоническом ступоре, но сердца их бились.

Принявший на себя командование Сард приказал разобраться в причине гибели предводителя. Сняв с погибшего панцирь, Дети обнаружили, что грудная клетка предводителя вздулась – видимо, оба его сердца разорвались от ужаса. Тогда, прежде чем погрести его, отряд окружил тело торжественным кругом и, прижав шлемы в груди, замер в молчании, так, что некоторое время абсолютный слух образцовых эфестов не улавливал ничего, кроме стука пульса в висках товарищей. Так молча оплакав безупречного воина, Дети почетным конвоем довезли тело его к Тирду и положили повыше, чтобы хищные птицы могли похоронить его как положено. На материке теперь станет много птиц и животных – ведь природа не терпит пустоты. Затем, остановившись у входа во дворец гиптов, Сард обратился к товарищам:

– Мы уничтожим его. И если для этого надо спуститься в живот сиротеющей земли, мы пойдем и туда. Эфестам уже приходилось спускаться в глубины гиптских шахт.

Сказав это, он поморщился: нижнегиптский язык, язык земли, для эфестов тяжек и смертелен, и во время немногочисленных стычек с эфестами гипты часто этим пользовались. Аима подъехала к Сарду и сказала взволнованно:

– Брат мой, разве не помнишь ты наказ высокого отца? Нам запрещено спускаться в Тирд. Кроме того, ведь ты видел, как Враг спустился в толщу льда. Он не пропал, не взмыл в небо, а преспокойно свел коня по ступенькам, как будто спускался к себе в подвал. Не исключено, что он знал: то, что мы принимаем за Тирд, – ложная цель, сконструированная гиптами специально, чтоб отвлечь внимание врагов от настоящего входа.

Сард отмахнулся, скривившись.

– Глупости, Аима, – сказал он нетерпеливо. – Отец не знал, с чем мы столкнемся. А этот человек – кудесник и обманщик, хоть и смелый; и не пристало нам верить его миражам. Мы должны скорее остановить его, пока еще от привычной нам жизни осталось хоть что-то.

– Сколько тебе лет, Сард? – спросила Аима, чуть склонив голову.

Сард обратил к ней взгляд серебряно-голубых глаз.

– Тридцать пять, как ты знаешь, – ответил он, не желая показывать смущения. – Зачем ты решила напомнить мне об этом?

– Мне пятьдесят, как знаешь и ты, – ответила Аима. – Мы молоды. Гжпу было шесть раз по столько, сколько тебе. Столько же и высокому отцу – даже по меркам эфестов он очень стар, хоть по нему и не скажешь этого. Ты думаешь, он глупее тебя, что поставил над нами Гжпа начальником; думаешь, ты прозорливее великого царя, что осмеливаешься ослушаться его наказа? Отец сказал: «Если не встретите Врага, возвращайтесь со всей спешкой, но, я приказываю вам, не идите в Тирд».

Сард упрямо качнул головой.

– Так было, – согласился он. – Но мы встретили его! Мы знаем, что он ворожбой проник в ходы гиптов! И я не последую за ним его путем, где, скорее всего, ждет ловушка, а найду его в Тирде. Ворота Тирда открыты: рудокопы оставили его, и мы войдем свободно.

Аима вздохнула.

– Дай мне сроку полдня, – попросила она. – Я хорошо разбираюсь в ходах гиптов, как ты знаешь, и умею читать их паутины.

Сард раздраженно пожал плечами.

– Да будет так, – согласился он. – Но спустя полдня мы вступим в ворота Тирда. У Врага и так слишком большое преимущество…

Но Аима уже не слышала его, а удалялась со всей скоростью, на которую способен был ее скакун. Сард, поглядев ей вслед, приказал воинам отдохнуть, а затем, соорудив простой гномон, и сам улегся на землю и принялся созерцать небеса, размышляя о предстоящей битве. Так миновали часы. Вскоре, надумавшись вдоволь о войне и неизбежной справедливой победе, Сард сориентировался по тени и понял, что пришло время. Он оглядел горизонт, но признаков приближения Аимы не увидел. Тогда он вздохнул (но и то больше про себя), поднялся, построил отряд боевым порядком и торжественно ввел воинов в широко отверстые, подозрительно пустые ворота Тирда.

Внутри дворца гиптов – а он был велик, как гора, и пронизан пустыми темными переходами – царила гулкая тишина. Сард сориентировался по сторонам света и двинулся вперед. Прямо перед ним вниз уходила широкая дорога, по сторонам которой некогда горели светильники. Сард уже собирался пустить коня в галоп, как вдруг движение воздуха впереди заставило его насторожиться. Темнота сгустилась плотным облаком вокруг отряда, и Дети, насторожившись, обнажили оружие.

Внезапно темноту раздвинул клич столь хорошо знакомого Сарду, но как будто на сей раз приближающегося из чрева земли голоса:

– Скорее, скорее, скорее, брат мой! Скорее! Он шел не на Тирд!!

Молнией пронеслась мимо него Аима, едва не опережая звук своих собственных слов, и на лице у нее был написан ужас – но не бессмысленный, как от морока тогда на льду проклятого озера, а осознанный, как будто она торопилась предотвратить что-то, в неизбежности чего была уже уверена. И вновь отчаянный клич испускает Аима: «Скорее, братья мои, скорее! HephÆsti, a Røk, a Røk!!» – и, минуя ворота крепости гиптов, пропадает в белом свете открытого мира. Все Дети следуют за ней, молчаливым клином разбивают расстояния на «до» и «после»; в едином ритме гру`ди великолепных лошадей, мерно вздымающиеся, несмотря на то что несутся исступленным карьером, расталкивают медленные секунды, приближают правду. Вот уже далеко впереди Аима, за нею распластался в полете скакун Сарда – если б их видел сейчас сторонний наблюдатель, то непременно сравнил бы их с Азалти и Сефальт – и за ними следует отряд, растягивается по руке дороги белой судорогой.