Подмена - Бренна Йованофф Страница 42

Мы подъехали к южной стороне озера, туда, где виднелись полуразрушенные навесы для пикников. Костровые ямы уже подожгли, костры пылали, как сигнальные огни маяков. Когда мы вырулили на усыпанную гравием парковку, их пламя металось на сыром ветру. Заросшая травой тропинка, ведущая к навесам, пестрела пивными банками и обертками от сэндвичей. С неба, как обычно, сыпалась унылая водяная пыль.

Элис, Дженна и Стефани стояли под центральным навесом, все были в зимних куртках поверх костюмов. Элис, сжимая в руках банку с пивом, замерла рядом с костром, сгорбив плечи от холода.

Мы с Росуэллом направились к ним, и Элис, заметив меня, с радостной улыбкой замахала рукой, приглашая встать рядом. Росуэлл передал мне пиво, я открыл банку. Честно признаться, было непривычно быть в центре событий, а не наблюдать за ними со стороны.

Ко мне подошел Джереми Сэйерс. Он был в костюме пирата, в треуголке и повязкой на глазу.

— А, Дойли! — воскликнул он, хлопая меня по плечу. — Ублюдочный ты педик!

Попробуй пойми, оскорбление это или приветствие! Джереми улыбался, поэтому я решил, что все нормально, и улыбнулся ему в ответ.

Тайсон Нолл втиснулся в наш кружок с другой стороны. Тоже в костюме пирата.

— Чувак, ты ему рассказал про кровь?

Я окаменел, стараясь не выдать голосом свой испуг.

— Какую кровь?

— Да на твоем шкафчике! Скажи, ведь тебе охренительно понравилось, а?

Я отпил глоток пива и кивнул, не зная, что ответить. Честно говоря, я бы использовал другое слово. Не понравилось. Мне это определенно не понравилось.

Джереми обнял меня за плечи. От него пахло дезодорантом «Акс» и крепким спиртным.

— А помнишь, как Мэйсон в прошлом году на физре разбил губу, а ты брякнулся в отключку, как педик? Нет, ты помнишь? Смеху было, охренеть!

Я стоял рядом с Элис, делая вид, что в этой истории нет ничего постыдного, а она просто улыбнулась мне и все. Только теперь до меня дошло, каким параноиком я сделался за годы своей маскировки. Любую неожиданность я привык воспринимать как угрозу, во всем видел попытку своего разоблачения. Я так долго защищал себя от всего на свете, что перестал понимать, как отличать реальную опасность от мнимой.

Эти чуваки были шумными и непредсказуемыми, когда-то я наблюдал за ними так же восхищенно, как за Росуэллом. Как сейчас не столь популярные девчонки наблюдали за Дженной и Элис — в их взглядах не было ни тени раздражения или зависти, только желание войти в этот тесный кружок.

Камми Уинслоу стояла у перил под навесом. Огромный клоунский костюм сидел на ней мешком, вид у Камми был несчастный и смущенный. Было ясно, что она отдала бы все на свете, лишь бы стоять с нами, смеяться и пить дешевое пиво вместе с Тайсоном и Джереми. Да, они были полными придурками, но прежде я никогда не составлял им компанию, а сейчас эти парни вели себя так, будто я свой.

Воздух было сырой и промозглый, жар от огня сухими волнами обдавал мне лицо, хотя я стоял от него дальше остальных. Барбекюшница и решетка были стальными, прогоревшими дочерна и покрытыми коркой сажи, ядовитые испарения железа ровным потоком просачивались сквозь дым. Тем не менее, я чувствовал себя нормально и был счастлив. Все было замечательно, как и должно было быть.

На парковке ребята из секции спортивной борьбы пытались разжечь большой костер, чтобы сжечь на нем чучело Грязной Ведьмы из соломы и брезента, но из-за дождя у них ничего не получалось. Черные клубы дыма валили в нашу сторону, неся с собой отвратительный запах жидкости для розжига.

Элис придвинулась ближе, взяла меня за руку. Ее ладонь была шире и меньше, чем у Тэйт, с нежными длинными пальцами и ярко-синим лаком для ногтей. Ее сильное пожатие неожиданно напомнило мне Морриган, всегда стремившуюся прильнуть ко мне или просто дотронуться. Как ребенку, которому необходимо все время знать, что взрослый рядом.

Только Элис была красивой, ни капли не похожей на монстров из Дома Хаоса. Ее красота не зависела от обстоятельств, как у Джанис или Карлины, она была неизменной, привлекая внимание людей, заставляя их лезть из кожи, лишь бы Элис заметила их хоть на секунду.

Мы стояли с парнями из секции спортивной борьбы и футбола, слушали истории о диких выходках, которые они проделывали — разумеется, ради смеха — и передавали по кругу бутылку с «Мэйкерс Марк». [16]

Росуэлл и Стефани отошли в сторонку, якобы, чтобы поговорить, что, скорее всего, означало петтинг. Я остался совсем один в неведомом мне мире нормальных людей, но все было проще, чем я думал. Я совсем не чувствовал себя в нем чужаком.

Я взял у Элис бутылку, сделал глоток, и меня обдало приятным, разлившимся по всему телу, жаром. Кажется, я почувствовал в спиртном металлический привкус проколотого языка Элис, но не был в этом уверен.

Элис смотрела на меня. Глаза у нее были синие-пресиние, а улыбка такая милая, что казалось, будто все вокруг замечательно и всегда таким будет. Я положил руки ей на плечи и поцеловал ее.

Губы у нее были теплые. Я почувствовал вкус «Мэйкерса» и чего-то неуловимого, с оттенком хирургической стали, от чего у меня сразу закружилась голова.

Я поцеловал ее еще раз, придвинулся ближе. От костра шел жар, дождь тихо барабанил по гравию парковки.

Руки Элис заскользили по моей спине, я почувствовал, как ее тело прильнуло к моему, а потом ее язык, отравленный пирсингом, прошелся по моей нижней губе и проник в рот.

И пришла боль.

Мгновенно я перестал понимать, где нахожусь, и откуда исходит боль. Она походила на ослепительный испепеляющий свет. Она сжигала меня с такой силой, что в мире не было ничего, кроме страдания.

Элис прильнула ко мне. Она закинула руку мне на затылок, притянула меня к своим губам, к своему ледяному, ужасному поцелую, и удерживала так несколько секунд. Не помню, как я вырвался и отпрянул.

Шатаясь, я выбрался из освещенного костром круга, схватился рукой за деревянные перила площадки для пикника и попытался собраться с мыслями.

Боль была чудовищной, немыслимой, невыносимой. Никогда не думал, что на свете существует столько страдания.

Руки онемели и отказывались повиноваться. Я долго искал в куртке стеклянную бутылку, потом несколько секунд мучительно откупоривал ее, обливая руки.

Я отпил огромный глоток тоника, прижался лбом к перилам и сжался в комок, чтобы перетерпеть, но ничего не происходило, не происходило, ничего, черт возьми, не происходило!

Потом произошло, да только ничего хорошего. Накатило, скрючило в диком спазме, и я перегнулся через перила, чтобы меня как следует вырвало. Это было мерзко, унизительно, и продолжалось, кажется, целую вечность.

Элис звала меня, но я не отзывался. Казалось, вечеринка гудела в миллионах миль от меня, в другой стране. В другой вселенной. А тут были только земля и перила, и ничего больше.