Чаша и Меч - Екатерина Гордиенко Страница 41

Два эйги в Вольво с затененными стеклами всю вторую половину дня, как привязанные, торчали перед медпунктом Армии спасения. Бьярн просчитался. За те несколько дней, что дочь Магнуса Хорфагера провела в доме Черного Фенрира, ее брат в Розенгарде так и не появился.

— Зря мы тут задницы просиживаем. — Первым свое мнение решил высказать младший.

— А тебе какая разница, здесь сидеть или где-нибудь в подворотне возле подпольного казино? Все равно дела стоят и денег нет.

Спорить со старшим, первый «свин» не собирался, тем более, когда тот высказывал столь очевидные истины. Дела в Стае действительно не шли. Все, от ульфхеттаров до свинфилкингов сидели в засаде, oжидая возможности схватить бунтовщика Орвара или кого-либо из его парней. Безнадежно. Парень появлялся словно из-под зeмли именно в тот момент, когда точки сбора денег оставались без присмотра, а затем растворялся в воздухе с полными карманами. Касса опустела, эйги приуныли, ярл бесился.

— Α по мне, так лучше здесь. — Старший продолжал говорить, кажется, больше обращаясь к самому себе. — Дома сидишь в четырех стенах один, как пес, а здесь нет-нет, да и развлечешься.

— Знаю я твои развлечения, — хмыкнул младший, — все на толстую кухарку пялишься. Она же человек.

— Что ты понимаешь в женщинах, — в голосе старшего слышалось такое пренебрежение, что младший невольно усомнился, а все ли он понимает, действительно? — У мужчины должен быть дом. А в доме должна быть женщина. Без нее не будет ни занавесок на окнах, ни жареного гуся на столе, ни ребенка в колыбели. А человечки, они бабы хорошие. Заботливые и хозяйственные.

— И все равно она человек.

Наконец старший решил повернуться и посмотреть на собеседника:

— Слушай, у тебя еще виски остался?

— Нет.

Младший достал из бардачка и встряхнул металлическую фляжку, хотя и знал — в ней не осталось ни капли.

— Ну, чувак, я тогда не знаю, как ты перенесешь эту новость. Так вот: женщин в Стае мало, а молодых и незамужних почти нет. А те, что есть, помолвлены чуть не с пеленок.

Очередная всем известная истина, от которой очень захотелось заехать старшему по сопатке. С тех пор как последний Конунг забрал с собой в могилу Чашу и Меч, Стая начала скудеть — и детьми, и сильными воинами и женщинами. То ли новые пары действительно не могли получить благословения богов без Чаши, то ли без Меча эйги превращались в свору шақалов и гиен, но удача оборотней истощалась с каждым днем.

— Ладно, ты сиди пока здесь… — старший открыл дверь и выпрыгнул из машины, — а я пойду помогу.

В свете фар оставшийся за рулем смотрел, как тот подбежал к ковыляющим по обледеневшему тротуару людям — женщине и подростку — подхватил под мышку женщину и в несколько шагов помог ей дойти до двери, обозначенной большим красным крестом.

Сегодня Фрейя работала в медпункте Армии спасения с самого утра, а та уютная толстушка, к которой так плотоядно принюхивался старший, и которою звали Уллой, подошла сразу после обеда. Похоже, дел у обеих было невпроворот: избитые, обмороженные и раненые шли косяком. Вот теперь еще и беременную притащили.

* * *

Фрейя не позволила ему сесть за стол, пока он не вымылся в душе и не сменил одежду. Впрочем, винить ее у Фенрира язык не поворачивался, от него так несло кровью, что даже Гарм невольно прижал уши и заскулил, когда хозяин прошел мимо него на второй этаж.

Когда по спине пробежал прохладный сквознячок, он понял, что дверь в ванную комнату приоткрылась. Берсерк встретил в зеркале взгляд Фрейи. Она внимательно осматривала его лицо и тело.

— Εсть порезы?

Он покачал головой:

— Это была не моя кровь.

Конечно, не его. Девушка сложила руки на груди и прислонилась плечом к притолоке. Ее глаза продолжали скользить по его шрамам, и понять, о чем она сейчас думает, Фенрир не мог. Она ни разу не выказала брезгливости или страха перед его телом, более того, сразу показала, что не боится ни боли ни крови, когда порезала свою руку.

— Опять выполнял приказ Бьярна? Все работаешь на этого упыря?

Вопрос не требовал ответа, но разговаривать с Фрейей было забавно. К тому же, он уже заметил, что эти разговоры помогали ей расслабиться перед тем, как лечь с ним в постель. Возможно, выдавая ей небольшими кусочками информацию о себе, он дарил ей некоторую иллюзию доверия.

— Это просто работа. И мне она нравится.

Отвращение на ее лице явно показывало, что она думает о такой работе.

— И когда ты убил в первый раз? В детском саду?

Его удивление было искренним, словно нормальное детство являлось в его глазах чем-то вроде шербета — экзотического лакомства, о котором все слышали, но пробовали лишь избранные счастливчики.

— Я не ходил в детский сад. А своего первого мужчину убил в девять лет. Οн заправлял публичным домом у Бьярна.

— Ох.

Ее лицо вытянулось, а глаза округлились. Каҗется, она явственно представила себе эту картину: ребенок с оружием и мужчина в луже крови. Собственно, все именно так и было.

— За что ты его убил?

— Надоело терпеть побои. И сигаретные ожоги тоже. Поэтому однажды, когда он в очередной раз напился и собирался меня избить, я ткнул его ножом в бедро, и нечаянно задел бедренную артерию. Он истек кровью.

Фрейя покачала головой:

— Это ужасно. Дети не должны сталкиваться с такой жестокостью. Сама не ожидала, что скажу это, но мне кажется, что он получил по заслугам. — Она порывисто вздохнула и крепче стиcнула руки на груди. — А что случилось потом? Тебя наказали?