Маг и кошка - Кристофер Сташеф Страница 40

Наконец они одолели последние несколько футов склона и без сил рухнули наземь, промерзшие до костей, похолодевшие от ударов призрачного оружия. Задыхаясь, Балкис и Антоний оглянулись, окинули взглядом проделанный ими путь, чтобы убедиться, что призраки не гонятся за ними. Поблизости никого не было видно, но вдалеке, посередине ущелья, светилась неровная, ломаная линия призрачных огней. Отряды варваров отступали под напором фаланги македонян. Следовало отдать варварам должное: они не желали отдавать захватчикам ни пяди своей земли. Пусть им недоставало воинской выучки, но все они были страстными воинами. Убивая одного варвара, гибли двое македонян, и все же фаланга медленно, но верно шла вперед.

Порыв ветра вновь донес до беглецов звуки боя. Балкис поежилась:

— Что же это за призраки, если они каждую ночь вступают в бой, который так давно отшумел?

— Мои предки, — мрачно проговорил Антоний.

Балкис взглянула на юношу, и ей стало жаль его. Чтобы хоть немного утешить Антония, девушка спросила:

— Какие из них?

— И те, и другие, — коротко ответил Антоний, не отрывая взгляда от сражения в ущелье. — Я-то думал, что это предание — всего лишь чей-то пересказанный сон, который потом передавался из уст в уста. Но теперь я вижу, что это не так.

Похоже было, что предание волнует его даже сильнее, нежели сражение призраков.

— Расскажи, — попросила Балкис. Антоний глубоко вдохнул.

— Давным давно, сотни лет назад, император Александр Великий послал в пустыню фалангу своих воинов, дабы они усмирили все племена, обитающие в оазисах и долинах в этих краях. Все сдались без боя, кроме тех, что обитали в одном ущелье — судя по всему, в этом самом. Фаланга македонян отправилась сюда, чтобы сразиться с ними и захватить их земли. Защитники ущелья на самом деле были пустынными разбойниками, и здесь для них было лишь одно пристанище из многих. Жизнь в пустыне и многолетние нападения на караваны закалили их. Они встретились с фалангой македонян лицом к лицу, да еще и послали всадников на фланги. Защитники проиграли бой, но лишь четверть македонян уцелела.

— А что стало с уцелевшими разбойниками? — полушепотом спросила Балкис.

— Они отступили в горы, а македоняне погнались за ними. Там ни те, ни другие не желали вступать в бой, пока не найдут позицию поудобнее, и в конце концов закрепились по разные стороны ущелья и стали время от времени нападать друг на друга…

— И в конце концов стали жить по соседству? — широко раскрыв глаза, спросила Балкис.

— По соседству стали жить их внуки, — пояснил Антоний. — Македоняне не желали убираться прочь, поскольку у них имелся приказ Александра. Они не могли уйти до тех пор, пока разбойники не сдались бы, либо до тех пор, пока в живых не осталось бы ни единого воина. Македоняне стали брать в жены женщин из селений по их сторону ущелья, а потом к разбойникам пришли их жены… А их дети стали заключать браки с детьми горцев, обитавших по их сторону ущелья.

— Которые, в свою очередь, были потомками жен воинов! — воскликнула Балкис.

— Верно. А внуки решили, что у них нет причин воевать со своими двоюродными братьями. Они заключили мир, и некоторые из их праправнуков стали жениться между собой. Так что на ту пору, когда родился мой отец, в этих краях все племена перемешались — разбойники, македоняне, горцы, и стало непонятно, кому присягать на верность.

— Поэтому вы стали сами себе хозяевами и противостоите всем, кто бы ни попытался вас завоевать? — с улыбкой проговорила Балкис.

— Да, — кивнул Антоний. — Хотя, честно признаться, мало кому приходит в голову пытаться. — Он все еще наблюдал за ходом битвы в ущелье. — Мой народ упрям и непокорен. Мы готовы скорее погибнуть, чем покориться какому-нибудь властителю. Таковы же были и разбойники, которые бились здесь много столетий назад.

— А македоняне, которых мы видим здесь, связаны клятвой, данной Александру, — тихо произнесла Балкис, начиная понимать суть происшедшего. — Потому они тоже не желали отступить ни на пядь.

— Правильно, — согласился Антоний. — Вот они и не уходят отсюда, покорные воле императора, и каждую ночь их призраки вновь и вновь вступают в бой.

— Не хочешь ли ты сказать, что и те, и другие убеждены, что в конце концов могут победить?

— Похоже на то, — отозвался Антоний и натянуто улыбнулся, не отрывая глаз от зрелища древней и непрекращающейся битвы. — Так гласит предание. Я всегда считал, что это — старушечья сказка, выдуманная для того, чтобы люди поняли, что им следует отрешиться от прошлого и думать о будущем, но…

У него сорвался голос. Балкис несколько мгновений молча смотрела на него, а потом решилась и закончила за него начатую фразу:

— Но это не сказка, а быль.

— Видимо, да, — тихо вымолвил Антоний. — Увы! Бедные мои предки! Если уж даже то, что их потомки переженились и стали одним народом, не остановило их, то что же может их остановить?

— Ничто, — прошептала Балкис.

Потом они еще долго сидели и смотрели, зачарованные и дрожащие, на то, как призраки убивают друг друга, покуда все не пали на поле боя. Даже тогда Балкис не смогла придумать, каким бы заклинанием остановить избиение призраками друг друга. Она решила, что это задача для священника, а не для волшебницы.

Казалось, миновала целая вечность перед тем, как звуки битвы наконец растаяли вдали. Только тогда Антоний скорбно проговорил:

— Все кончено. Покинем это место.

Но Балкис взяла его за руку и всмотрелась в глубь ущелья:

— А это что еще за шум?

Поначалу звуки были еле слышны — потрескивание, легкий шелест то тут, то там, но вскоре звуки стали громче, их стало больше — клекот, урчание, скрежет зубов. Антоний содрогнулся.

— Это звери, что едят падаль, и птицы-стервятники. Они набросились на призрачную плоть.

— Но я ничего не вижу!

— И звери, и птицы — тоже призраки, — объяснил Антоши. _ Да и живые грифы и шакалы всегда по возможности прячутся от людских глаз.

Балкис прижалась к груди Антония:

— Не хочу видеть этого ужаса!

— Я тоже. — Антоний прижался лицом к ее волосам.

Так они и сидели, обнявшись и спасая друг друга от холода ночи и содрогаясь от звуков страшного пиршества. Наконец все стихло.

Начало светать, но спутники никак не могли тронуться с места. Они сами не заметили, как улеглись рядом на землю, как, согрев друг друга, уснули, не разжимая объятий.

Балкис проснулась, когда ее лицо согрели лучи закатного солнца. Она села, озадаченно моргая, огляделась по сторонам и наконец вспомнила, как попала сюда. Она осторожно коснулась плеча Антония, расшевелила его:

— Просыпайся, соня! Проснись и скажи мне, что все, что было прошлой ночью, — всего лишь страшный сон!