Полдень сегодняшней ночи - Дмитрий Володихин Страница 40

Право, полезнее было даже не приближаться к Завесе…

Под Каменкой встал танковый батальон с полным боекомплектом и две батареи тяжелой артиллерии. Развернулся командный пункт. На ближайшем военном аэродроме привели в полную боевую готовность два звена МиГов. Был поднят по тревоге вертолетный полк ПВО. Наконец, из-под Балашихи прибыли четыре гусеничных установки газового импульсного лазера. Это секретное оружие не использовалось ни в одной кампании. Оно простояло в подземном ангаре 10 лет – с тех пор, как Союз затрещал по швам и все дорогостоящие военные разработки оказались замороженными. На лазерные установки возлагалась особая надежда. Высокое руководство инстинктивно доверяло мощи военных секретов, рожденных великой империей.

Один из тактиков Комитета высказался в пользу того, что, дескать, вдруг объект Грибник умеет летать. Надо бы усилить ПВО ракетчиками… Иногда трудно уловить ту грань, где нужное вроде бы и правильное решение оказывается прелюдией к изощренному самоубийству.

Кадрированная зенитно-ракетная бригада ПВО располагалась недалеко от этих мест. Ее вывели сюда из объединенной Германии – ко всеобщему огорчению офицеров. В 1989 году бригаду должны были отправить на перевооружение. Устаревшие комплексы «Круг» (ими, говорят, еще американского летчика Пауэрса сбивали) давно следовало заменить на более современное оружие. Но «в связи со сложной обстановкой» виза «отставить» перечеркнула все благие намерения. Технику отправили в Союз, а там законсервировали. Солдат и офицеров оставили впритык, чтобы было кому следить за старинными «гусянками». Да и должен ведь кто-нибудь знать, как пользоваться круговскими ракетами! В случае, не дай Бог, войны, бригаду расширили бы до штатного состава, и те, кто умел работать на «Круге», быстренько научили бы всему необходимому новобранцев.

За день до огневого контакта под Каменкой командир бригады вызвал к себе начальника штаба, заместителя по вооружению и командира 1-го дивизиона майора Таращука. Ознакомил их с содержанием секретных директив и велел майору отыскать в парке те машины, которые доедут до позиции, не развалившись по дороге. «Скорее всего, залп производиться не будет. Но надо быть ко всему готовым, товарищ майор. Вы должны понимать свою ответственность…» Обычно он обращался к Таращуку по имени-отчеству.

Тот не стал ничего искать. Во всем дивизионе было только две пусковые установки и одна станция наведения ракет, в которых майор был более или менее уверен. А во всей бригаде имелась одна-единственная не вполне развалившаяся станция обнаружения цели. Со сложным оружием всегда одна и та же беда: нужно не меньше десяти-пятнадцати лет, чтобы как следует отладить его, чтобы узнать все плюсы и минусы конструкции. Только-только оно освоено, как приходит ему время ломаться. Любые пушки стареют. «Круг» – настоящий дедушка ПВО. Все сроки службы для него давным-давно миновали. Круговские установки на марше сродни горстям гороха: командир трясется, как бы чего не оставить на дороге… Всю ночь машины Таращука надрывали дизеля и поспели вовремя. Повезло. Майор занял позицию чуть поодаль от танкового батальона. «Кругу» лучше всего работать с заранее заготовленных позиций на возвышенностях. Таращуку повезло во второй раз: природа сама приготовила ему отличную позицию. В километре от Каменки тянулась гряда невысоких курганов. Как видно, еще в давнюю темную пору, когда о славянах и слыхом не слыхивали в этих местах, язычники погребали тут своих мертвецов. Видел бы маневры зенитчиков какой-нибудь археолог, уж он-то живо представил себе, как заскрипели-запищали под гусеницами пусковых установок языческие косточки, пролежавшие полтора тысячелетия в неге и покое…

Таращук, расставляя свои машины, почувствовал небывалый прилив бодрости. Вот оно, настоящее дело. Не те дурацкие стрельбы в Казахстане, на реке Эмбе. И не те два случая, когда что-то нарушало границу между ФРГ и ГДР, и вся бригада, затаив дыхание ждала приказа – стрелять. Не дождались, миновало. А тут – настоящий живой противник. Настоящая работа. В 43 года майор – это никакая карьера. Застрял он здесь со своими старушками. И все зависит, быть может, от единственного ракетного залпа. Одно попадание, только одно попадание, и жизнь переменится. Его самого и всю бригаду десятилетиями готовили, быть может, для сегодня. Все – настоящее, настоящее, настоящее. Настоящий бой. Настоящий подвиг…

Таращук провел контроль функционирования всех систем. Двум ракетам на пусковых установках до залпа оставалось пройти команду «огонь!» и пару-тройку простейших операций, на которые понадобится всего несколько мгновений. Майор сидел в тесной кабине станции наведения ракет. Слева от него уставились в экраны оператор угловых координат сержант Печерин и оператор дальности рядовой Мячков. Прямо перед Мячковом горело око черно-белого телеоптического визира, наведенного на Завесу. Контуры громады расплывались в утреннем тумане. Оба солдата мучились от голода. Вечером они лишились ужина, завтрак запаздывал, и легкий запашок от греющейся проводки обоих дразнил одной и той же иллюзией. Будто бы где-то рядом жарят колбасу.

Всех троих объединяла необъяснимая вера в то, что стрелять непременно придется.

Между тем, Завеса наблюдал за суетливой активностью стратигов. Как видно, согнали бойцов со всей фемы. Учли урок. Без магии даже начинать не стоило – тогда, в их смрадном городишке. Теперь вон, вон и вон – в курганах – курится из горшков с прахом какая-то боевая магия. Тянется к бойцам наверху. Не совсем понятно. От предков что ли заряжаются? Впрочем, какая разница. Все это так слабо. Так ничтожно…

Только предупреждение Господне сдерживало Завесу. Он не двигался с места.

Начальство медлило. Ответственность за всю операцию кто-то на себя уже взял. Теперь другой кто-то должен был решиться и дать сигнал на ее начало. Но этот военнослужащий, вероятно, не торопился. Побаивался. Ожидал отмены в последний момент. Время тянулось, преодолевались одни сомнения, возникали другие. Президентская администрация стала проявлять нежелательный интерес к событиям. Дело грозило вовсе сорваться. Многие из тех, кто его затеял, тайно мечтали: сорвется – и хорошо; надо только вовремя отойти в сторону, не попасть под раздачу. Возможно, сомнений и колебаний было гораздо меньше, чем кажется. Возможно, шли последние прикидки, как половчее ударить. Теперь сложно восстановить картину событий в точности, поскольку выжили считанные единицы. Да и то все больше случайные люди. Самым ценным очевидцем изо всех оказался рядовой Мячков.

14 июня в семь утра кто-то отдал приказ передвинуть танки поближе к объекту Грибник. Еще не стрелять, нет, не атаковать. Просто переместить поближе. Да и Завеса, памятуя давешнее предупреждение, не собирался открывать очистные работы. Он прикинул, куда бы ему лучше отодвинуться от назойливых стратигов. Кажется, ему подходит во-он тот лесочек. За грядой курганов. Мимо каменного сооружения, которое называлось совхозной плотиной, о чем Завеса не имел ни малейшего представления. Он отметаморфировал небольшую металлоидную пичугу и двинулся в обход курганов со скоростью синицы, перелетающей с ветки на ветку. Завеса двигался не в очистном режиме, а в походном. Но даже походный его режим оказался несколько грубоват для окружающей реальности. Деревья вокруг ломались как спички, вода в болоте закипала, высоковольтная линия искрила смертельными синими жилками. Плотина, та и вовсе обрушилась.