Мемуары голодной попаданки - Наталья Владимирова Страница 40

Детская спальня, покрытая зеленоватой липкой слизью, всем своим видом показывала, что перепугана до смерти. Ясно, дети боятся. Не удивительно. Сама чувствую себя героиней фильма ужасов. Нужно срочно успокоить Василису и Ванечку. Вот только где они?

Пометавшись из комнаты в комнату, решила вернуться на первый этаж, хоть и очень не хотелось. Там дом не боялся, его просто трясло и коробило. И с каждой минутой все сильнее. От боли? Гнева? Я ласково провела ладонью по стене, как если бы успокаивала лошадь.

– Ну-ну, тише, тише. Сейчас разберемся, не переживай, – побормотала я, аккуратно ступая на очередную скрипучую половицу. Лесенка жаловалась на происходящее, издавая непривычные для нее стоны.

Еще не дойдя до кухонной двери, в открытом проеме увидела спину сидящего за столом Захария и почувствовала облегчение. Уж он не допустит ничего страшного или плохого. Но почему все же дом так лихорадит?

– Где гарантии того, что через месяц ты не появишься здесь снова? – услышала я продолжение начавшегося ранее разговора Захария с пока невидимым для меня собеседником. Голос был надменным и властным. Никогда такого не слышала от хозяина. Скрытая под пологом спокойствия, ярость буквально сочилась из каждого слова.

– Да никаких! – противный каркающий смех моментально вызвал во мне волну неприязни к его обладателю. – Захочу – приду, не захочу – не приду.

Я притормозила на последней ступеньке, прислушиваясь к беседе. Враждебный, но уверенный тон Захария подсказал, что мое вмешательство сейчас было бы неразумным, потому предпочла остаться «за кадром». Слышимость из коридора прекрасная. А при необходимости легко спрятаться под лестницей. Кстати, в чуланчике случайно нет Василисы? Нет. Странно, раньше из дома они с Ванечкой ни ногой. Куда же в таком случае могли подеваться?

– То есть ты собрался всю жизнь теперь висеть на моей шее? – невозмутимо продолжил Захарий, отвлекая меня от мыслей о местонахождении детей.

– А почему бы нет? – нагло усмехнулся незнакомый мужчина. – Усадил же ты на свой горб бабенку с двумя нахлебниками. От чего же еще и мне не пристроиться?

Гогот. Мы вместе с домом передернулись от брезгливости.

– Да не боись. Вырастут спиногрызы – и ты свободен.

– А если откажусь? – вкрадчивый хозяйский голос.

– Продам в бордель, – не угроза, просто констатация факта.

Кого? Теперь я не меньше дома заволновалась, невольно шагнув в сторону кухни. Но далеко уйти не получилось, рука, лежащая на перилах, вдруг приклеилась, я, дернувшись, вернулась обратно, и, потеряв равновесие, шлепнулась на ступеньку. Не пускаешь, мой заботливый? И ладно, не больно-то и хотелось.

– Хорошо. Получишь вдвое больше запрошенного, но с одним условием…

– А у тебя есть вдвое больше? – встрепенулся собеседник, разом растеряв всю вальяжность и рисовку. – Вот, мудак, я облажался!

– Получишь с условием, – с нажимом повторил Захарий. – Дашь клятву на крови, что отказываешься от всех отцовских прав и передаешь детей под мою опеку.

Детей? Речь идет о Ванюшке и Васятке? В бордель? Моих детей? Да я этому самозванцу-папаше сейчас все, что выступает, повыдергиваю!

Я попыталась вскочить со ступеньки, но лестница снова не пустила. Словно в сказке про смоляного бычка, я приклеилась своей распрекрасной частью тела к доскам и не могла встать с места. Пока пыталась разобраться, что все-таки прилепилось, юбка или «мадам Сижу», мужчины продолжили торговаться.

– Втрое! – заорал мужик с азартом. – Хочу втрое больше!

– Детские метрики на стол, – в словах Захария слышалось все меньше эмоций. И лично меня подобная пустота пугала.

Шлеп!

– От! Прошу проверить! – отец Ванечки и Василисы оказался весьма предусмотрительным.

Шлеп!

– Пиши отказ от детей в мою пользу, – это уже Захарий – в Переговорном доме в каждой комнате и бумага, и зачарованные перья имеются, на то он и Переговорный.

С моего вынужденного места сидения за широкой спиной хозяина было мало, что видно. Но слышимость отменная!

– Меня не надуешь! Я сумму первым делом впишу! – предупредил пройдоха.

– Пиши-пиши. Только ошибок не делай, иначе ни монетки не получишь.

– Напужал! Тогда детей не отдам, – решил припугнуть горе-отец.

– А они сейчас у тебя? – деланно удивился Захарий.

– Сам знаешь, что сбежали, гаденыши. Уже полгода как не видел их рожи.

– О чем тогда речь?

– Ты мне того! Не этого! – только и нашелся, что ответить подлец, не имеющий права называться родителем.

Послышался скрип пера. Я замерла в предвкушении. Скорей бы эта нечисть подписала договор и убралась из нашего дома. Из нашей жизни. Принесла нелегкая! Надо же – собственных детей в бордель! Не удивительно, что они сиротами сказались. Лучше вовсе не иметь отца, чем вот такого.

– Готово! Деньги!

– Не торопись. Вот здесь имена детей пропущены.

– Да какая разница? Как назовешь, так и будут откликаться.

– Я сказал, дописывай, если хочешь денег.

– Лады, давай напишу. – Скрежет. – Все. Деньги давай!

Захарий встал и отошел, видимо, за моей кубышкой, стоявшей неподалеку на полке. А я смогла рассмотреть невзрачного сморчка с опухшими веками, белки глаз которого были пронизаны красной сеткой капилляров так густо, что казались кровавыми. Впалые щеки, острый подбородок и мелкие торчащие уши не добавляли привлекательности. А лысая деформированная голова и скособоченный нос намекали на скандальную драчливую сущность посетителя. И в кого дети такие приятные уродились? Быть может в мать?

Монеты разного номинала рассыпались по столешнице, и мужик принялся с жадностью их пересчитывать, постоянно сбиваясь и начиная снова. Захарий застыл рядом монолитной скалой. Наконец сморчок перестал возиться с деньгами, сгреб все в кучу и пододвинул к себе.

– Я тебе доверяю, кажись здесь набирается обещанное, – выдал он, видать, определив на глаз, что денег гораздо больше.

– Куда? – огромная ладонь хлопнула поверх загребущих ручонок мужика. – Я-то тебе не доверяю. Сначала клятва на крови.

– Обижа-а-ешь, – протянул сморчок.

– Тогда может и денег моих не возьмешь? – усмехнулся Захарий.

– Вот еще! Я их кровью и потом заработал.

– Детей рожал? – подсказал хозяин.

– Не совсем, но участие принимал, – гордо выпятив грудь заявил лысый.

– Не важно, – насмешливая улыбка схлынула с лица Захария также быстро, как и появилась. – Клятва. На крови.

– Лады-лады, – не имея сил расстаться с деньгами, папаша моих деток даже прилег на столешницу, закрывая собой обретенное сокровище.

– Ну? – поторопил хозяин.