Остров чаек - Фрэнсис Хардинг Страница 39

Хатин раздвигала широкие листья папоротника, которые затем смыкались, скрывая землю. Сквозь невесомый мир тихо покачивающихся ветвей она попала в густое облако остроконечных листьев, скользящих по коже. Проникая сквозь кроны деревьев, лунные лучики дробились на частички, зеленые, как глаза у кошки.

Наконец Хатин нащупала конец веревки, привязанный к ветке, на которой лежала грубо сколоченная из досок площадка. Хатин осторожно выбралась на нее, и от страха высоты у нее закололо в коленках.

Там, где ветка соединялась со стволом, ее окутывал сгусток тени величиной с крупную хижину: листья, палки, лоза. Хатин направилась к ней, но тут из тьмы вышла худая фигура и взяла ее за руки.

Это был юноша, не старше двадцати: лицо – гладкое, как зыбучий песок, а брови – словно ленты черного бархата. Хатин дрожала, пока он рассматривал татуировку при свете фонаря. Затем он коротко кивнул, а когда взглянул на нее, то выражение его лица уже было не таким пугающим.

– Сегодня сделала?

Хатин кивнула.

– Хорошая работа, – с необычной мягкостью произнес он. – Надо будет еще листьев приложить, не то к утру опухнет до размеров кокоса. Плясунья!

Последнее слово он произнес громче остальных, и на какой-то миг Хатин даже решила, что это приказ. Но почти сразу сообразила, что юноша обращается назад.

Огромный узел, сплетенный из зелени, задрожал с ближайшего к ней бока. Затем лозы раздвинулись, как занавеси, и наружу вышла женщина. Из-под обрамленной черными перьями бархатной шапочки свисало множество блестящих черных косичек. Росту в ней было больше шести футов, плечи широкие, конечности мощные, но двигалась она легко и с мужской непринужденностью. С ног до головы она была одета, как одна из племени горького плода, нижняя губа окрашена соком ягод, чтобы придать видимость полноты; на плечах легкими штрихами того же сока нарисованы «жилы». Предплечья скрывались под вдовьими лентами.

Одевалась и выглядела она не как хитроплетунья, но ведь это «Возмездие», а в «Возмездие» принимали только хитроплетов. Похоже, это была еще одна соплеменница, приложившая немало усилий, чтобы скрыть свое происхождение.

Женщина подошла ближе и взглянула на Хатин сверху вниз. Имя Плясунья ей как-то не подходило. Скорее «Та, что убивает ударом или взглядом». Никак не Плясунья.

– Ради кого ты здесь? – спросила женщина на хитроплетском таким глубоким голосом, что Хатин ощутила его даже подошвами ног. Ошеломленная, она едва не назвала имя Феррота, но поняла, что имеет в виду Плясунья. «Ради кого ты здесь?» Разум Хатин заполнили призраки, и девочка раскрыла пересохший рот, готовая перечислить каждого поименно.

– Ради всех, – ответила она наконец.

Плясунья некоторое время внимательно смотрела на нее, а после очень медленно кивнула, словно такой ответ ей приходилось слышать ежедневно. Потом она присела.

– Расскажи, – велела женщина, и Хатин рассказала, слыша, как ее голос превратился в ущемленный, лишенный чувств поток слов, перечисление немыслимых событий. Все это время она следила за выражением лица женщины, пытаясь понять, не говорит ли она лишнее, высматривая свойственные хитроплетам напряжение или блеск в глазах, как бы сообщающие: осторожно, а то ведь не знаешь, кто нас услышит. Однако женщина продолжала кивать и слушать, лишь медленно моргая время от времени.

Лишь окончив свой рассказ, Хатин ощутила сокрушительный стыд. Старый жрец был прав. И что ей, такой маленькой и хрупкой, вдруг взбрело в голову предстать перед великаншей, требуя прав мстителя?

– Я… я не знала, как мне быть, – добавила после долгой паузы Хатин. – Выбора не оставалось.

Плясунья медленно вздохнула и так же медленно покивала головой.

– Да. Выбора совсем не осталось, я вижу. На этом острове, может, и есть кто, у кого прав на отмщение больше, чем у тебя, но я таких не встречала. – Хатин захлестнуло волной облегчения, а Плясунья тем временем встала. – Надо бы рассказать обо всем Ферроту.

– Он… он жив? Он здесь?

Плясунья кивнула.