Кто боится смерти - Ннеди Окорафор Страница 38

– Это до сих пор происходит! – закричала я на Аро, который снаружи занимался козами.

– А ты думала, все прекратилось?

Да, думала. Хотя и недолго. Даже мне приходится обманывать себя, чтобы жить дальше.

– Оно уходит и приходит.

– Но почему?? Что же?..

– Ни одно животное, ни одно существо не бывает счастливо в рабстве, – сказал Аро. – Нуру и океке пытаются жить вместе, потом начинается бунт, потом пытаются жить вместе, потом бунт. Океке становится все меньше. Но ты же помнишь пророчество, о котором говорила сказительница.

Я кивнула. Слова сказительницы были со мной все эти годы. На Западе, сказала она, провидец-нуру предсказал, что придет колдун-нуру и изменит то, что написано.

– Оно сбудется, – сказал Аро.

Я шла через базар, терла лоб, солнце лупило, словно мне назло, и тут раздался женский смех. Я обернулась. Смеялись несколько молодых женщин. Моего возраста. Около двадцати. Из моей старой школы. Я их знала.

– Ты посмотри на нее, – услышала я. – Кто ж на такой страшной женится.

Внутри у меня что-то надломилось. Последняя соломинка. Хватит. Хватит с меня Джвахира, где люди надутые и самодовольные, как эта их золотая женщина.

– Что-то не так? – спросила я громко.

Они воззрились на меня так, будто это я их беспокою.

– Потише, – сказала одна. – Как тебя воспитывали?

– Вообще-то никак, забыла, что ли? – отозвалась другая.

Несколько человек бросили торговлю и слушали. Один старик свирепо на меня уставился.

– Да что с вами, люди? – сказала я, обращаясь ко всем вокруг. – Все это неважно! Вы что, не видите? – я остановилась, чтобы перевести дыхание, надеясь, что соберется больше слушателей. – Да, я говорю, подходите слушать. Я отвечу на все вопросы о себе, которые у вас накопились!

Я рассмеялась. Толпа была уже больше скромного сборища, пришедшего послушать ту сказительницу.

– Всего в ста милях от вас океке гибнут тысячами! – кричала я, чувствуя, как приливает кровь. – Но мы все тут, в покое и уюте. Джвахир поворачивается ко всему этому жирным задом. Может, вы даже надеетесь, что наш народ наконец вымрет, тогда вы больше об этом не услышите. Где же ваши чувства?

Теперь я уже плакала, и все равно была одна. Всегда получалось так. Поэтому я и решила произнести слова, которым меня научил Аро. Он запретил мне ими пользоваться. Сказал, что я еще не скоро до них дорасту. «Я насильно открою вам ваши проклятые глаза», – думала я, а слова скатывались с моих губ, легкие и гладкие, как мед.

Тебе я этих слов не скажу. Просто знай, что я их произнесла. Затем я раздула ноздри и притянула к себе тревогу, гнев, чувство вины и страх, клубившиеся вокруг. Я неосознанно сделала это на похоронах Папы и осознанно – с козой. Я перешла границу. Вдруг мне стало страшно. Что они увидят? Ну, теперь уже ничего не поделать. Я погрузилась в то, что сделало меня мной, и погрузила их в то, что пережила моя мать.

Зря я это сделала.

Мы все были там – только наблюдающие глаза. Нас было человек сорок, и все мы были и моей мамой, и мужчиной, который участвовал в моем зачатии. Который следил за мной с моих одиннадцати лет. Мы смотрели, как он слез со скутера и огляделся. Увидел маму. Его лицо было закрыто. Глаза у него были тигриные. Как у меня.

Мы смотрели, как он насиловал и истязал мою мать. Она обмякла под ним. Она ушла в дебри и там ждала, наблюдая. Она всегда наблюдала. В ней жил Алуши. Мы ощутили, как в какой-то момент ее воля сломилась. Почувствовали, как насильник заколебался от отвращения к себе. Затем ярость, идущая от его народа, вновь взяла верх, наполнив тело неестественной силой.

Внутри меня это тоже было. Словно демон, спящий во мне с самого зачатия. Дар отца, его извращенных генов. Талант и вкус к поразительной жестокости. Вот он, сидит во мне, неизменный, твердый, неподвижный. О, я должна найти и убить этого человека.

Отовсюду, ото всех неслись крики. Мужчины-нуру и их женщины, с кожей как день. Женщины-океке с кожей как ночь. Гам стоял ужасный. Некоторые мужчины рыдали и смеялись и воспевали Ани, пока насиловали. Женщины, в том числе несколько нуру, взывали к Ани о помощи. Песок слипся в комки от крови, слюны, слез и семени.

Меня заворожили крики, и я не сразу осознала, что теперь их издают люди на базаре. Я включила вид сверху, словно развернула карту. Вокруг рыдали люди. Один мужчина лишился чувств. Дети бегали кругами. Я не подумала о детях! Кто-то схватил меня за руку.

– Что ты наделала? – заорал Мвита.

Он поволок меня за собой с такой скоростью, что я не смогла ему сразу ответить. Люди кругом были слишком потрясены и ошарашены, чтобы нас остановить.

– Им надо знать! – крикнула я, наконец отдышавшись.

Мы ушли с базара и двинулись по дороге.

– Если мы с тобой страдали, это не значит, что остальные тоже должны!

– Значит! – кричала я. – Мы все страдаем, даже если не знаем об этом! Это должно закончиться!

– Я знаю! – кричал в ответ Мвита. – Я знаю больше тебя!

– Да что ты знаешь? Твой отец не насиловал твою мать!

Он остановился и снова схватил меня повыше локтя.

– Ты слетела с катушек! – прошипел он и бросил мою руку. – Ты знаешь только то, что видела!

Я просто стояла. Я упрямо не хотела признавать, что сказала глупость, не владея собой.

– Я тебе расскажу, – сказал он, понизив голос.

– Что расскажешь?

– Пойдем. Расскажу на ходу. Тут на нас смотрят.

Через две минуты ходу он заговорил:

– Иногда ты бываешь реально глупой.

– Как и… – я закрыла рот.

– Ты думаешь, что знаешь все, но нет.

Он оглянулся, и я тоже посмотрела назад. За нами никто не шел. Пока.

– Слушай. Я правда сам ушел на восток, а потом встретил Аро. Но какое-то время, сразу после… Когда воевали океке и нуру, и я стал незаметным, чтобы сбежать, я не умел оставаться незаметным долго. Еще не умел. Только на несколько минут. Ну, ты знаешь.

Я знала. Я целый месяц училась, пока смогла продержаться десять минут. Требовалось полное сосредоточение. Мвита был совсем мал, удивительно, что у него вообще это получалось.

– Я выбрался из дома, из деревни, подальше от настоящих боев. Но в пустыне меня вскоре поймали мятежники океке. У них были мачете, луки и стрелы, несколько ружей. Меня заперли вместе с детьми океке. Мы должны были сражаться за океке. Они убивали всякого, кто пытался бежать.

В первый день я видел, как один из них изнасиловал девочку. Девочкам приходилось хуже, потому что их не только били, чтобы они слушались, как всех нас. Их еще и насиловали. На следующую ночь одного мальчика застрелили при попытке бежать. Через неделю нас заставили забить до смерти другого мальчика, который тоже пытался бежать.