Полдень сегодняшней ночи - Дмитрий Володихин Страница 37

– Вас берегут. Особенно после того, как рухнула сеть… – с жизнеутверждающей многозначительностью заговорил Зеленый Колокольчик, – А теперь к делу. У меня намечается контактное взаимодействие со швалью Бойкова. Нужен расходный материал. Сегодня. Скольких вы можете дать? Транспорт – ваш.

– Да тут и взять-то некого… Я же говорю: затхлое болото.

Полковник ничего не ответил. Только брови его поползли кверху, выражая крайнее удивление.

– Э-э… да! Конечно. Пожалуй, четверых. На джипе.

– Ну вот и чудесно. Хоть что-то.

– Восстанавливаете сеть?

– Возможно. Группу к восемнадцати-ноль – на Калужское шоссе, туда, где поворот на Мамыри.

– Э-э… да! Разумеется. А что скажете по поводу моей просьбы? Удастся ли придать э-э административного ускорения моей записке? Во благо истинно чистой силы! От вас, просвещеннейшего существа…

– Довольно! – перебил его Зеленый Колокольчик. – Мое чувствительное сердце задето вашей трагедией. Умнейший офицер прозябает в глуши… Я не могу остаться равнодушным, поверьте.

Тощий проводил их к выходу. Все рассыпался в благодарностях. Сели в машину.

– Ну, лейтенант, как оцените коллегу? – осведомился Пятидесятый.

– Брешет до хрена, – только и сказал Песья Глотка.

– Ты прав, славный боец. Все больше слова, слова… – тут голос полковника приобрел до крайности ласковое звучание с оттенками бескорыстия, широты душевной и даже какой-то безмятежности:

– Сгною. Триста лет сидит на этом месте и еще триста лет просидит. И хорошо ведь начинал, действительно. Потом зачем-то поумнел и стал ни на что не годен… просто горе от ума! А поставить тебя над ним, а? Что будет? Может, зашевелится. Знатная будет шутка: он в лейтенантах сто одиннадцать лет ходит, а ты – без году неделя. Запляшет, запляшет, лобок химерин! Давай на Хорошевку.

* * *

…проще пареной репы. Им не требовался офис, не требовался уж тем более собственный дом. Никакой лишней инфраструктуры, никакой особенной системы безопасности. Сила Тодай-мэнцзу крылась в связях. «Молодые капитаны» российского капитала, посещавшие семинары, при необходимости могли бы выстроить вокруг себя стену из тяжелых танков и спецназа. Все «финансовые потоки», разумеется, наличными, из кармана в карман. Тихо, скромно, незаметно, но надежно – вот правильный стиль школы, вот наилучший путь.

Внешне вся активность Тодай-мэнцзу держалась на шести-восьми стержневых персонах при полусотне активных участников, постоянно посещавших семинары и приводивших новичков. Новички, бывало, быстро уходили, но иногда приживались и сами становились «постоянными». Если присмотреться к стержневым, то и у них имелась своя иерархия. Роль коренников играли трое. В первую очередь, сам архат, Учитель, дошедший до таких ступеней углубления в нелегком деле тонкой энергетики, что уже не нуждался в имени. Маленький, сухонький старичок, он почти ничего не делал. Раз в год архату приходилось являть какое-нибудь чудо, иными словами, «выплеск тонкой энергии с астрального плана». Адепты шепотком передавали друг другу умопомрачительные истории, всякий раз начинавшиеся одинаково: вот заканчивается семинар, на последний вечер является архат и жестом показывает, мол, погасите свет и, мол, заткнитесь… Продолжения у истории бывали разные. Однажды дедушка в полной темноте засветился. Не хуже болотной гнилушки. В другой раз послышалось пение птиц – а стоял декабрь, и дело происходило в нищем подмосковном санатории, там разве оголодавшие вороны могли наняться покаркать за рубли… Больше всего семинарские активисты, из числа допущенных к лицезрению дедушки, поразились, когда вокруг заслуженного архата на минуту возникла лесная полянка – с корягами там всякими, цветами и живописным пеньком-опятоносцем.

Архат вообще вышел на славу. Умельцы из провинции Штат-III получили от руководства коллективную путевку на элитные пляжи Стикса за смелую новацию: архата сделали из матерого зарайского лешего Дуды путем восьми пластических операций, а также интенсивного обучения. Ни один из настоящих архатов не желал работать в московском климате, а лешему – что? привычное дело. Говорить Дуда так и не обучился как следует, но твердо усвоил: если издать резкий вопль с японской интонацией, все поймут и сделают как надо; ну а коли найдется идиот, которому непонятно, его следует прилюдно отлупить, и тогда просветление наступит неотвратимо. Морочить людишек – самое лешачье дело, работа шла у Дуды с огоньком, даже несколько театрально.

В качестве честно заработанной премии ему выдали жену и помощницу – мадам Ченг. Она же мадам Вонг, она же Мария Бельдыева. Урожденная сестра Гэрэл-хатуни, притом старшая, пенсионного для му-шубун возраста и совершенно безобидная в мужских утехах: еще в 1840-м году, при государе Николае Павловиче, сибирские казаки спилили ей носовой шип за дерзкие проказы. Мадам Ченг в ноги пала своей сестрице, когда та выхлопотала ей, твари слабосильной, а потому почти что бесполезной, столь необременительную и сладостную должность. Помимо очевидных супружеских обязанностей при архате-лешаке мадам Ченг служила переводчицей. О! это всякий раз бывал уникальный перевод: дедушкины японские интонации на командный русский с несокрушимым бурятским акцентом. Еще ей приходилось работать наглядным пособием на семинарах по приручению ехидного змея Кундалини. Но это – разве работа? Это одни сплошные радости! Приближаясь к трехсотлетнему юбилею, мадам Ченг не имела ни единого шанса привлечь дееспособного му-шубун мужеска пола. Но те – лакомки, разборчивый народ, соринку в глазу за версту видят. В Срединном мире – другое дело. Здесь не умеют чувствовать свежесть возраста, здесь время лишено аромата… Среди посетителей семинара мадам Ченг, правая рука архата, слыла красавицей. Ну а Дуда, корявый неуклюжец, не разбирал подробностей, лез да лез со своим нехитрым намерением каждую ночь: крепко и требовательно лешачье естество. Так и пришло оно, тихое женское счастье…

Зеленый Колокольчик и Песья Глотка вышли из машины перед угрюмым фасадом средней школы незамысловатой брежневской постройки. 12 июня, воскресный день. Школа пустовала, отмокая от сильных страстей в состоянии дремотного межэкзаменья. За приличествующую случаю мзду госпожа директор сдала Тодай-мэнцзу на трое суток физкультурный зал, раздевалки и несколько классных комнат, где участники семинара могли удобно поспать вповалку на приземленных матрасах. Один охранник контролировал этаж с классными комнатами, шмотками и матрасами, а другой встал у дверей в физкультурный зал. Полковник не стал ему называть пароль, да и артефактов каких-нибудь тоже не показал. Просто велел:

– Зови Коробова.

Тот нахмурился, переложил шокер из одной руки с другую и ответил, вложив в голос максимум неприятных перспектив:

– Господин Кали-Сун занят. Он не сможет видеться с посторонними людьми до окончания семинара. Прошу очистить территорию.

Ну ведь мог же он сказать все то же самое, но чуточку повежливее? Бывают, положительно бывают люди, притягивающее к себе неприятности.

Конечно, полковник убил бы строптивца одним прикосновением, а может быть, не прикасаясь и даже не глядя в его сторону. Однако для его действительных чинов размазывание туповатого сторожа являлось действием совершенно неуместным… И уж тем более, какие-нибудь жалкие пререкания с ним.