Царьград. Крестовый поход - Андрей Посняков Страница 35

Откуда-то сверху, из дома, едва не споткнувшись об сидевшего Алексея, спустился Аргип. Охнул… Еще б не много — и покатился б с крыльца.

— Вас-то я и ищу, господин…

— Слушай, давай-ка не так официально!

— Так вот, докладываю… — юноша вытянулся. — Там, на крыше, нашли хозяина дома!

— Нашли? — встрепенулся Лешка и, предчувствуя неладное, переспросил. — Что значит — нашли?

— Нашли… Мне так сказали… Так идем же, посмотрим!

Старший тавуллярий кивнул:

— И то верно.

Хозяин особняка, скромный чиновник городской администрации Спиридон Валка, лежал на черепичной крыше, разбросав в стороны руки. В груди его торчала маленькая, чуть заметная стрела…

— Арбалет, — обернувшись, тихо пояснил Филимон Гротас. — Опять этот чертов стрелок!

— Так его упустили?

— Я послал людей…

Ни черта не достигли посланный протокуратором люди! Неведомый стрелок словно в воду канул… Как и в тот раз, еще весной. Просто неуловимый мститель какой-то!

Дожидавшиеся суда бандиты из шайки Герасима Кривой рот — в том числе и Зевка — о неведомом стрелке рассказывали охотно — видать, его не боялись, и на него не надеялись — только вот по существу показать могли мало что. Ни имени, ни клички не знали, одно лишь указывали — пышную лохматую шевелюру да седую бородку. Сам стрелок охотно откликался и на имена Созонт, Стефан, Мефодий, ну, а как он звался на самом деле — Бог весть… Алексей для ясности предложил именовать его просто — Стрелок. Или — Седой.

— Седой, пожалуй, лучше, — подумав, согласился начальник. — Красивее как-то… Впрочем, нам с того никакой разницы. Эх, упустили, растяпы! Вот, чует мое сердец, объявится еще этот Седой, обязательно объявиться, да так, что наикаемся… Ну? — Филимон скупо оглядел собравшихся и вдруг улыбнулся:

— А Маврикий вами доволен! Уже успел доложить самому базилевсу — вот, мол, у меня в сыскном секрете какие молодцы — такую банду взяли! Прямо — лучшие люди ведомства. Так что ждите наград и повышений. Я бы, конечно, вам ничего не дал, но… Ладно, ладно, не кривьтесь — шучу.

За окнами уже темнело, начинался вечер, теплый, темный, осенний. Когда соратники вышли на улицу, над головами уже загорались сверкающие желтые звезды, и медно-золотой месяц, разогнав облака, зацепился рогом за купол Святой Софии.

— Что это за книжица у тебя в котомке? — спустившись с крыльца, Лешка посмотрел на Аргипа. — Часом, не Аристофан?

— Он, — улыбнулся парень. — Хотел вот отдать тебе, чтобы ты передал…

— Да ладно, — Алексей засмеялся. — Отдашь сам — приглашаю в гости!

В больших карих глазах напарника вдруг вспыхнула дикая радость… быстро, впрочем, подавленная. Да Лешка и не присматривался, уже шагал к площади Быка, и Аргип поспешно догнал его уже на повороте к рынку. Посопел носом, приноравливаясь к быстрой походке старшего тавуллярия:

— А удобно ли будет — зайти?

— Неудобно штаны через голову надевать, — хмыкнул Алексей. — И на потолке спать — одеяло падает. Идем, идем… кстати, там не один ты гостем будешь.

— А кто еще? — напарник повернул голову.

— Увидишь.

Они пришли первыми — остальных гостей еще не было, однако нанятая на вечер служанка проворно накрывала на стол. Была пятница — постный день, однако, кроме жареной и вареной рыбы, оливок и нескольких сортов пира, к столу были поданы и жареная в сметане курочка, с коричневой чуть подгорелой корочкой, и крепкий мясной бульон, и вино.

— Ай-ай-ай! — Лешка шутливо погрозил пальцем суженой. — Что же — вино-то? Чай, пост.

Ксанфия засмеялась:

— Так ведь пост однодневный, не сильный! К тому же, милый, вовсе не воздержание от пищи и вина в посту главное. Куда главнее — воздержание духовное, сиречь — преодоление собственных слабостей и различных искушений.

— Ну, если уж речь зашла об искушениях… — старший тавуллярий окинул невесту пристальным взглядом, обозрев с ног до головы — было, было что обозревать и от чего прийти в искус!

Длинная приталенная стола небесно-голубого шелка с золото оторочкой по вороту и подолу, игриво подчеркивала все изгибы фигуры и соблазнительные выпуклости, коих не скрывала даже небрежно накинутая на плечи шаль из мягкой овечьей шерсти. На тонкой лебединой шее девушки сверкала золотая цепочка с кулоном из золота с небольшим кроваво красным рубином. Такие же рубины блестели и на браслетах, и на перстнях, щедро усыпавших пальцы.

— И откуда такое богатство? — шутливо заохал Лешка. — А ну, как вместо Аргипа к нам бы в гости господин Злотос пришел — вот бы и поинтересовался, на какое такое жалованье вся сия красота куплена?

— А кому какое дело? — Ксанфия довольно засмеялась, синие, как море, глаза ее прямо-таки лучились весельем. — Мы ведь с тобой пока еще не муж и жена, у меня свои средства — приданное. Увы, не от отца с матушкой — сама себе зарабатываю, не руками, конечно, головой.

— Молодец у меня невестушка, что и говорить! — шутя, хлопнув суженую по соблазнительной попке, Алексей обернулся к напарнику. — А?

— Д-да… — сглотнув слюну, Аргип хлопнул глазами и покраснел.

— Ой, да что ж ты все время конфузишься? — засмеялась Ксанфия. — Ну, нет, в самом деле. Как, понравился Аристофан?

— Аристофан? — потерянно переспросил юноша. Потом вдруг улыбнулся. — Ах, да… Понравился. Очень! Вот, я уже его прочел и принес. Возвращаю в целости и сохранности. Благодарю.

— Да ладно, читай себе на здоровье, — принимая книгу, небрежно отмахнулась девушка. — Мне так сейчас не до чтения будет: нужно готовиться к свадьбе, а кроме того — заняться коммерческими делами.

Лешка обнял невесту за талию и нежно привлек к себе:

— Какими таким делами, а? Небось — противозаконными? Какими-нибудь земельными спекуляциями и прочим… А вот я тебе за это сейчас… Сейчас подвергну пыткам. Устрашению! У-у-у!

— Ой, пусти! Пусти, щекотно! — хохотала Ксанфия. — Ну, пусти же, люди смотрят!

А Лешка сейчас вот безумно захотелось одного: подхватить нареченную на руки, утащить в опочивальню, бросить на кровать, содрать столу… Ух!

Аргип еще больше покраснел, а девушке словно бы нравилось над ним издеваться: выгнав будущего мужа «одеть что-нибудь поприличнее», она уселась рядом с молодым гостем, нарочно потянулась за какой-то надобностью через весь стол, нарочно касаясь плеча юноши своей томно-упругой грудью. Бедняга Аргип! У него был сейчас такой несчастно-смешной вид, что Ксанфия не выдержала, прыснула, и, приобняв парня за шею, громко шепнула, касаясь губами уха:

— А что, если мы тебя женим?

— Хорошая идея! — оживленно потер руки только что вернувшийся Лешка, переодевшийся в длинную, отороченную тонкой серебряной проволочкой, тунику белого флорентийского сукна, недавно приобретенную Ксанфией за целых пятнадцать флоринов… Или — за пятнадцать дукатов? Впрочем, что в лоб, что по лбу. Дукаты — большие золотые монеты весом около трех с половиной грамм — чеканились в Европе везде. Конечно, первыми их начали делать венецианцы, от того и название — дукат — от «дукс» — по латыни — «дож» — правитель Венеции. Флоренция тоже чеканила такие же дукаты, только свои — они и назвались флоринами.