Блик - Рейвен Кеннеди Страница 33

Аурен

Я заболела.

Не знаю, может, подцепила что-то у орды солдат или же дело в переживаниях, или мое тело просто больше не в силах выносить этот бесконечный холод. Что бы это ни было, ощущение такое, будто мозг готов выскочить из черепной коробки.

Так сильно я не болела уже очень давно, но сейчас мой недуг возродил дурные воспоминания о Закире. Тогда я болела часто, как и все дети.

Затея купить нас, дабы воплотить в жизнь намерение заработать на попрошайках, приносила ему неплохую прибыль, но, видимо, не настолько хорошую, чтобы заботиться о нас должным образом. Нам просто приходилось терпеть, поскольку Закир не давал нам отдохнуть. Он говорил, что люди тем более будут испытывать больше сострадания к больным детям.

Нас было много, и все мы теснились в холодных и порой влажных спальнях, еды не хватало, да и с поддержанием чистоты было так себе.

Не люблю вспоминать времена, когда мне приходилось копаться в выброшенных объедках. В мусоре. Иногда я ела и отходы.

И даже тогда другие дети могли украсть у меня эти объедки, хотя я и пыталась их прятать. Нас не волновало, сколько грязи на них налипло. Поэтому неудивительно, что болезни цвели пышным цветом.

И все же ненавижу чувствовать себя еще более слабой. Я могу лишь отсыпаться и надеяться, что никто не заметит, насколько уязвимой я стала.

Я чуть не фыркаю. Уж о чем и осведомлен командир, так это о моих слабых местах. А вместе с ним и наложницы.

Прошло три дня с тех пор, как Рисса назначила цену за свое молчание. Но за эти три дня я ни разу не видела командира – только силуэт его спящего, когда каждое утро перед рассветом выскальзывала из палатки.

Как только мы остановились на ночлег, я пыталась приходить к наложницам. Дважды мне отказывали. Но вчера вечером пост несли стражники, которые видели меня с Лу, поэтому они позволили мне ненадолго зайти в палатку, но стало только хуже.

Девушки даже не взглянули в мою сторону, разве что выплеснули недовольство из-за моей свободы ходить, куда вздумается, в то время как им нельзя даже выйти из их набитой палатки.

Но, во всяком случае, я смогла убедиться, что пока ни один солдат не пытался ими воспользоваться.

Я хочу и дальше стараться достучаться до них и позволить им увидеть, что я им не враг, но эти попытки всегда приводят меня в уныние, поскольку я ухожу несолоно хлебавши.

Можно даже сказать, что наложницы начали ненавидеть меня еще сильнее.

И все же причина, почему я решила продолжать навещать их, заключается не только в них. Все дело в том, что я все так же ищу почтовых ястребов.

Всякий раз я стараюсь идти другой тропой, чтобы разведать устройство лагеря – каждый новый почти точная копия старого. Было бы легче, не будь войско таким чертовски большим.

Но при мысли, что нужно будет бродить по снегу, а потом встречаться с наложницами, я стону в изнеможении.

Я позволю себе отдохнуть сегодня вечером, а завтра продолжу, когда пройдет ощущение, будто мне в голову впиваются шипы командира.

Помяни черта…

Дверь кареты распахивается, и я, прищурившись, смотрю на Рипа, фигуру которого освещает сумеречный свет.

Сегодня он без доспехов, края кожаной куртки покрылись инеем, черные волосы взъерошены ветром, шипы спрятаны.

– Тебе больно, когда ты их прячешь? – выпаливаю я.

Рип опускает взгляд на руку, на которую я смотрю, словно он удивлен, что шипы не снаружи. Или, может, удивлен тому, что я про них спросила.

– Нет.

– Хм. – Я облизываю пересохшие губы и глотаю ком, подступивший к горлу от приступа боли, а потом вспоминаю, о чем я в действительности хотела поговорить с командиром. Задираю голову, поняв, что немного сгорбилась. – Я хочу знать, где стражники Мидаса.

– Правда? – хрипло спрашивает он, прислонившись плечом к дверному косяку. – Ну а я хотел бы узнать, кто был тебе самым близким другом в Шестом королевстве.

Я смотрю на него. Из-за болезни глаза жжет, и я соображаю медленнее обычного. А когда его слова укладываются в голове, я все равно остаюсь в недоумении.

– Почему ты всегда задаешь мне такие странные вопросы? Для чего тебе это нужно? – Мой тон растерянный и колкий.

– Это наложницы, к которым ты ходила?

Так он знает, что я их навещала. Наверное, не стоит этому удивляться, но все же я потрясена, что он не вмешивался.

Наклонив голову, я фыркаю и пальцами тру горящие глаза.

– О да. Они меня обожают. Мы заплетаем друг другу косы, обмениваясь рассказами о том, какой Мидас в постели.

Великие боги, неужто я так сказала? Да, похоже, мне хуже, чем я думала.

Слышу хриплый смешок.

– Занятно.

Я опускаю руку. Даже в тусклом свете от скребущих по черепу когтей глазам больно.

– Что занятного?

– Занятно, что ты пытаешься навещать их каждую ночь, но не считаешь их подругами. Заставляет задуматься почему.

Я свирепею, внезапно жалея, что мы не смогли прожить и четвертый день без общения. Наверное, мне просто не везет.