Вещая птица (по)беды  - Татьяна Коростышевская Страница 33

– П-прости! Мне щекотно!

Ларс раздраженно фыркнул, приподняв рыжеватые брови:

– Ты знаешь, кто это с тобой сделал?

– Догадываюсь. Но… Позволь мне самой с этим разобраться.

– Я должен поставить в известность своего лорда.

Я пожала плечами:

– А смысл? Бал только послезавтра. К тому времени я буду уже совсем в порядке.

– Ты уверена?

– Платье уже готово.

– Ты победила, – Ларс поднял руки в шутливом жесте. – Женское стремление наряжаться бьет все карты.

Мы немножко посидели обнявшись, потом мой парень позвал медсестру, чтоб убрать опустевшую капельницу, заставил меня выпить целую бадью горьковатого травяного чая и помог переодеться в больничную пижаму – чудовищно нелепую, но неожиданно удобную.

– Почему ты покрываешь виновных? – неожиданно спросил Ларс, когда я откинулась на подушках.

– Просто не хочу лезть в чужие тухлые отношения.

А потом в палату ввалился пахнущий морозом Святозар, и нам стало не до разговоров.

Стараниями Джоконды наш добрый молодец выглядел уже почти по-человечески. Косую сажень плеч прикрывал двубортный кашемировый бушлат, который мой посетитель небезуспешно пытался пристроить на рогатой вешалке в углу:

– Смена почетного караула, – широко улыбался лягух. – Я тут еще тебе харчей принес. А это у нас кто?

Он с полупоклоном протянул Ларсу раскрытую ладонь. Мой демон лениво поднялся и смерил дружелюбного дурачка ледяным взглядом:

– Если кто-нибудь спросит меня, какая самая характерная черта моей девушки, я отвечу – стремление окружать себя разнообразными фриками.

Попрощались мы прохладно. Я почему-то обиделась, хотя чувствовала себя виноватой. Черт! А в жизни вообще бывают простые отношения? Чтоб душа в душу и не ссориться из-за каждого пустяка? Или чтоб про все друг другу рассказывать, или…

– Парень твой? – Святозар достал из туристического рюкзака огромный (килограмма на три, честное слово) пакет с апельсинами, и теперь методично счищал с плодов оранжевые шкурки. В палате сразу запахло Новым годом.

– Ну да, ты его должен был раньше видеть, он меня с вашего пустыря забирал.

– В лягушачьей ипостаси совсем другой угол обзора. А он вообще ничего так мужик, дородный.

– Сам ты дородный, – отмахнулась я. – Апельсинку дай.

– А дохтур не заругает?

Я грозно свела брови, и мне отжалели целую дольку. Плод был сочным и невероятно сладким.

– На фирме у тебя полный порядок, – журчал Святозар. – Джоконда кланялась, Пак тоже, и Жанина Геннадиевна точно бы поклонилась, но мы с ней в пути разминулись. Потому и не свиделись. А что такое фрики?

– Странные люди.

– Или нелюди?

– Ну, или нелюди. Ключевое слово тут – странные.

– А твой жених, значит…

– Слушай! – я ловко подрезала у собеседника уже полностью очищенный апельсин и прикрыла его ладонями. – Я не готова обсуждать своих близких с малознакомыми людьми. Давай тему сменим или помолчим.

– Какие ж мы с тобой малознакомые, – не обиделся Святозар. – Я твой личный фрик.

Я фыркнула:

– На футболке такая надпись будет смотреться замечательно.

– А этот твой правильный тебя, стало быть, к фейскому принцу ревнует. К этому, который тебя в метели давеча тискал? Я как раз в окошко на вас смотрел со второго этажа.

Я поискала глазами что-нибудь тяжелое, чтоб швырнуть в поганца.

– Ты говори, да не заговаривайся!

– А чего? Дева ты в некоторых местах выдающаяся, кто угодно потискать бы не отказался.

Я бросила апельсин прямо в русоволосую макушку. Святозар ойкнул, пригнувшись.

Надо срочно звонить кому-нибудь, чтоб мне этого олуха сменили. Он такими беседами меня до нервного срыва за полчаса доведет. У меня вон уже глаз дергается. Левый. Нет, правый! Или оба?

– Кстати, можно тихонько выйти да поглядеть, как они друг дружку метелят. Заметила каламбур? Мне Джоконда объяснила, что если слова похоже звучат, то каламбур получается. Метель – метелят. Складно ведь, да?

Я вскочила:

– Эмбер здесь? Ты его видел?

– Ага, в катакомбах коридорных, вот как раз, когда к тебе шел. А Эмбер – это по-аглицки значит алатырь, или янтарь. Мне Джоконда говорила. А алатырь-камень плакуч зело, это уже я тебе рассказать могу.

Я рванула из палаты как была – в больничной пижаме и босиком.

– Направо, – командовал семенящий следом Святозар. – Теперь вот сюда, по коридорчику, налево. Стой! Не туда! За балясины заворачивай!

Периферийным зрением я замечала едва уловимые следы гламора, развеянную в воздухе волшебную пыльцу.

– На кулачках я бы на твоего поставил, он и покрупнее будет, и злость бойцовская при нем. А вот ежели колдовать примутся, тут один к четырем надо брать… Эх, жаль Пака с нами нет. Вот кто у нас по ставкам наипервейший специалист.

Я развернулась, толкнула добра молодца в грудь, которая оказалась как раз на уровне моих сыплющих гневными искрами глаз:

– Значит так! Или ты заткнешь фонтан, или отправишься на все четыре стороны! Нет, на три! И чтоб я тебя больше не видела. Оставь меня в покое наконец-то!

Святозар испуганно прикрыл рот ладонями:

– Молчу, молчу…

Олух царя небесного! Я фыркнула, глубоко вдохнула, просмотрела десятисекундную пантомиму под названием «Мое раскаяние безгранично, или Никогда и ни за что…» и отвернулась от детинушки.

Ну, положим, боевых действий там не предвидится. Все-таки общественное место, людей посторонних много.

По коридору нам на встречу шел незнакомый врач, рассеянно кивнул, остановив взгляд на моих ступнях.

– Зарок босоножия давеча дала, – вполголоса пояснил Святозар. – Блаженная. Идемте, барышня. У нас с вами еще пять кругов моциону прописано.

На лице эскулапа явственно читалось сразу два желания – убежать от опасных сумасшедших и стоять насмерть в попытке этих самых сумасшедших обуздать. От нелегкого выбора его спас звонок. Мобильный тренькнул в кармане белого халата, и врач махнул на нас рукой.

– Вообще ни с кем не разговаривай, альтернативно одаренный, – зло шипела я, продолжая шлепать по коридору. – Лучше глухонемым притворись!

Мы миновали раздвижные фанерные двери, на которых красовалась табличка «Невралгия. Дневной стационар».

– А если настоящего встретим?

– Кого? – за поворотом послышались мужские голоса, и я остановилась, чтоб не налететь на кого-то из знакомых. Мне же, в конце концов, не жену дуэлянта изображать, а так – посмотреть, послушать.