Охота на маленькую щуку - Юхани Карила Страница 31

– Ну, мы занимаемся расследованием, – ответила Янатуйнен.

Она знала, что если останется на ночь в этом доме, то не сомкнет глаз ни на мгновение. Янатуйнен подошла к окну и стала вглядываться через поле в опушку леса. Там стояла небольшая избушка и сарай.

– Кто живет в том доме?

– Сова, – сказал Эфраим.

– Хороший мужик, – добавил Аско. – Хоть и ошивается на ферме Юлияакко.

– В этой деревне есть гостиница?

– В этой деревне нет, – сказал Эфраим. – В поселке есть гостевой дом.

– Понятно. Переночую там.

– Я, по правде говоря, и не знаю, когда в нем кто-нибудь ночевал.

– Спасибо. Наверняка он отличный.

– То есть… по правде говоря, не знаю.

– Я поехала.

– Тогда езжай поскорее. Прыгай в машину и сразу езжай. И не останавливайся, если вдруг по дороге чего… жми до самого конца. Хотя сдается мне, что машины у тебя больше нет, раз ты воблина в ней оставила.

Янатуйнен натянула на ноги ботинки и выскочила на улицу.

Элина гребла прочь от острова. На берегу ее накрыло плотное облако еще более голодных комаров. Она медленно шла дорогой через поля обратно к дому. Свет был ярким, золотистым и как бы дымчатым. Она так долго прожила на Юге, что стала понимать туристов, которые летом приезжали в Лапландию и, не в состоянии уснуть, среди ночи болтались на улице, сбитые с толку отсутствием темноты.

Элина подумала о сделке, на которую согласилась.

В ней затеплилась надежда.

Все по-прежнему находилось в движении. Все, кроме часов, которые, казалось, застыли на месте, похожие друг на друга, жаркие и наполненные комарами. Она чувствовала, как время и обстоятельства тушат на медленном огне ее волю, но она у нее все еще сохранялась, и благодаря этой воле Элина плелась сквозь свет и тучи гнуса.

Посреди дороги валялось гоголиное перо. Погруженная в воспоминания и в свою боль и слабо осознавая окружающий мир, она чуть было не наклонилась, чтобы подобрать его.

Как Элина рюкзаками собирала птичьи перья, а Йоусия нашел камень в реке

Им нужна была игра. Они и сами об этом не догадывались, но это знали их тела, и как-то раз Йоусия сказал, что они устроят кукольный спектакль с мягкими игрушками. Элина подумала, что это хорошая идея. Они собрали кукол и плюшевых мишек и забаррикадировались на чердаке в доме Йоусия, где стали разыгрывать сцены из классических кинофильмов. Вскоре они поняли, что у них не получается достаточно глубоко выразить свои чувства игрушками, и тогда они принялись актерствовать сами. Вскоре они уже играли Скарлетт О’Хара и Ретта Батлера. Причем Элина была Реттом, а Йоусия – Скарлетт, потому что так было смешнее. Элина большим пальцем подняла голову Йоусия за подбородок и сказала, что ей отчаянно нужен настоящий поцелуй. Йоусия ответил, что она, похоже, действительно вжилась в роль, и Элина его поцеловала.

– Ого, – сказал Йоусия.

Они посмотрели друг на друга.

– Там, в этой сцене, не так, – заметил Йоусия.

– Не так?

– Нет.

И спектакль показался им неинтересным.

С этого момента они все делали вместе. Даже домашние дела, которые раньше были для них смертельно скучными, наполнялись смыслом, когда они принимались за дело вдвоем: сгребали скошенную траву или листья, аккуратно складывали постельное белье после стирки или прибирались в сарае. Их родители немилосердно этим пользовались.

Летом Элина с Йоусия виделись практически ежедневно, и те редкие дни, когда встретиться не удавалось, становились для них мучительным исключением в устоявшемся распорядке.

В конце лета, когда листья берез пожелтели и задул холодный ветер, Элина отвела Йоусия к своим соседям Аско и Эфраиму.

– Наконец-то! – крикнул Эфраим с порога и отправился замешивать тесто для блинов.

Аско церемонно поздоровался с Элиной за руку, как будто никогда ее раньше не видел. Когда Элина представилась, Аско вздрогнул, повернулся спиной и пошел шептаться с Эфраимом. Тот нетерпеливо что-то ответил. Аско отошел и уселся в кресло-качалку в углу комнаты. Он раскачивался, впившись сердитым взглядом в Элину и Йоусия, которые сидели за столом. Эфраим расспрашивал Йоусия о Куйкканиеми, о том, как дела в деревне. Внезапно Аско громким голосом поинтересовался, над чем сейчас колдует мать Элины. И девочка не нашлась что ответить.

Тогда Аско стал рассказывать о помощниках-коргорушах, которых в стародавние времена изготавливали деревенские жители. Их можно было смастерить практически из чего угодно, даже из клубка пряжи. Коргорушей делали для того, чтобы воровать у соседей масло, молоко и зерно. Если коргорушу ловили и портили, то и у того, кто его создал, тоже что-то повреждалось.

– Как вот у этого, – сказал Эфраим и покрутил пальцем у виска, кивнув в сторону Аско.

Затем поставил на стол тарелку с блинами.

– Ну, вперед!

– А коргорушей еще делают? – спросил Йоусия с набитым ртом.

– Нет, – сказал Аско. – Про это договорились между деревнями. От них всем только сплошные беды.

Когда они уходили, Эфраим хлопнул Элину по плечу.

– Чертовски славного парня ты себе сыскала.

Элина и Йоусия направились в Юлияакко. Элина сказала, что Аско раньше и сам делал коргорушей. Это разозлило жителей деревни, и они поломали коргорушей, при этом Аско двинулся памятью. Поэтому Элине приходилось каждый раз снова и снова объяснять Аско, кто она такая, но ее это не смущало, ведь Аско любил рассказывать о прошлом, а мама никогда о нем не рассказывала.

– А что твой отец?

– Папа говорит, что не помнит ничего из того, что было до мамы, он простым лудильщиком был.

У распутья на берегу реки стояла маленькая избушка. У двери сидел мужик и точил косу.

– Кто это? – спросил Йоусия.

– Сова.

– Странное имечко.

– Я его не очень хорошо знаю.

Когда Элина и Йоусия поступили в гимназию, они уже были парой. Держась за руки, они шли по тому же школьному двору, где пережили три самых тяжелых года в своей жизни, – гимназия находилась рядом со школой. Элина и Йоусия были готовы к приставаниям, пересудам и сплетням, но теперь все изменилось – большинство обидчиков поступили в профессиональное училище.

Все годы учебы в гимназии они были неразлучны. Элина не могла понять, как жизнь, до этого такая одинокая, пустая и мрачная, вдруг наполнилась любовью и светом. Увлеченными речами Йоусия, ночами, когда хотелось обнять другого так крепко, чтобы даже кожа не была преградой между ними.

Йоусия прислушивался к Элине и ценил ее мнение. Ждал, пока Элина с трудом облекала свои мысли в слова. Йоусия мог, как и прежде, говорить без умолку. Если его ловили на ошибке, он замолкал и смущался. В практических делах Йоусия был совершенно беспомощен. Элине приходилось помогать ему в самых простых повседневных делах, например, косить траву и чинить лестницу. Родители Йоусия привыкли к его непрактичности и не поручали ему ничего, что могло бы его расстроить.